Ещё утром Леонид Красов – молодой хирург, спортсмен – был здоров и счастлив. А днём.…Поехал с друзьями в Подмосковье покататься на лыжах. Взлетел с трамплина, с которого раньше прыгал не раз, не заметив, что кто-то накануне передвинул стол отрыва. И изменённая траектория полёта направила его прямо на кол от старого забора, торчавший из под снега.
Сильный удар – и на какое-то время мир перестал существовать. Когда же пришёл в себя, то почувствовал, что не может шевельнуть ни рукой, ни ногой. Понял: его парализовало. Медленно и спокойно, словно речь шла о ком-то посторонним, стал отдавать распоряжение обступившим товарищам: «Трогать мен не надо. Видимо, сломан позвоночник. Позвоните в институт Склифосовского: там меня знают, пусть приедут…».
И Вт операция. Диагноз: перелом-вывих поясничного позвонка и осколочные переломы трёх соседних с частичным разрывом спинного мозга и семи нервных корешков
«конского хвоста».
Врачи не скрывали от коллеги, что его ждёт. Он никогда не будет ходить, не сможет сидеть. Только лежать (если выживет). Ему было тогда тридцать четыре года, он был полон сил, собирался писать диссертацию. В один миг всё оборвалось в его жизни, да и сама жизнь теперь висела на волоске.
Сколько людей в такой ситуации мирятся с неизбежным, теряют способность бороться и, пролежав неподвижно какое-то время, погибают. Надо сказать, что минуты слабости были и у Леонида Красова. Приходили даже мысли о самоубийстве. И, может быть, поддавшись отчаянию, он бы осуществил задуманное. От этого последнего шага его спасла книга австрийского врача и писателя Гуго Глязера «Драматическая медицина», посвящённая отважным медикам, которые во имя спасения чужой жизни рисковали своей собственной: ставили на себе опасные опыты. После знакомства с ней Красов задумался: а, не поставить ли на себе медицинский эксперимент, то есть, изучая свою болезнь и выискивая способы преодолеть её, помочь тем самым и другим товарищам по несчастью?
Врач и спортсмен (он закончил ещё и институт физкультуры), Красов хорошо знал, как велики резервы человеческого организма. Значит, надо заставить его использовать эти резервы в борьбе за восстановление. Как? С помощью движения. Но каким образом может двигаться парализованный больной? Оказалось – может! Вопреки предписаниям врачей, рекомендовавших полный покой, он просил медсестёр и санитаров постоянно шевелить его, поворачиваясь с боку на бок, перекладывать со спины на живот. В первый же день после операции начал заниматься с методистом лечебной физкультуры Антониной Тимофеевной Ляпушкиной, ставшей его единомышленницей.
Какой же это был беспокойный больной! Он работал на своём ложе с утра до ночи. С начало выполнял пассивные упражнения с помощью методиста, медсестёр, друзей, потом, используя различные приспособления, сделанные по его чертежам, стал шевелиться и сам. Превозмогая нестерпимые боли, слабость, он не давал отдыха своему почти безжизненному телу. Порой боли становились просто чудовищными, и он готов был крикнуть своим спасателям: «Уйдите, оставьте меня в покое! У меня нет больше сил терпеть!». Но не кричал, а, крепче стиснув зубы, продолжал трудиться. Ибо знал: покой для него – смерть. Спасёт только движение.
Позже он запишет в своём дневнике, мысленно обращаясь к собратьям по беде: «Начинайте действовать сразу же после травмы, пока не упущено время. Не идите на поводу у болезни, не приспосабливайтесь к ней, а боритесь всеми возможными средствами. Действуйте, как в спорте, не ждите, пока противник уложит вас на лопатки, а наступайте сами. Кто бьёт первым, берёт вверх!»
Он бил первым, не давая болезни одолеть. И случилось невероятное. Обреченный на полную неподвижность человек вопреки прогнозам врачей, вопреки всякой логике через четыре месяца (неимоверно короткий срок!) встал на ноги. Первые шаги упакованными гипсовыми лангеты ногами сделал при поддержки двух помощников. Всего несколько метров - от постели до окна. Но каким же длинным показался ему этот путь!
С того дня Красова уже нельзя было удержать в постели. Сначала, его поддерживали санитары, потом друзья сделали по его проекту манеж, и он вышел с ним в коридор. А вскоре ему захотелось на воздух.
И снова уговоры: «Рано, опасно!» Но он добился таки своего!.. Нет, это не было просто блажью. Красов знал, что природа – самый лучший, самый добрый врач. Больному обязательно нужно дышать лесным воздухом, любоваться свежей зеленью, нежной красотой цветов и смотреть в глубокую синь неба. Природа, как ничто другое, даёт нам мощный энергетический заряд.
Как и ожидал Красов, пребывание в больничном саду влило в него новые силы – восстановление пошло быстро. Позже такую же стимулирующую роль сыграла вода. «Она представляет парализованному очень широкие возможности для восстановления, - писал Красов в своём дневнике. – В это я смог убедиться на собственном примере. В воде я был на равнее со здоровыми. Мне не нужны были здесь ни костыли, ни палочки. Я свободно передвигался по дну, не боясь ни падений, ни травм. Поэтому плавать парализованному, как и ребёнку надо раньше, чем ходить».
…Несколько месяцев он пользовался костылями. Но знал, надо как можно быстрее от них избавиться, иначе ухудшиться кровообращение рук и может наступить паралич. И сделал это, сменив костыли на канадские палочки с подлокотниками. И, наконец, стал ходить с обычными.
В то время мы и познакомились с Леонидом Красовым. Журнал, в котором я тогда работала, поместил о нём материал, вызвавший много откликов, и Леонид Ильич пришёл почитать письма…
Прошло двадцать с лишним лет. Все эти годы в редакцию приходили письма, адресованные Красову, и я решила снова повидаться с ним. Ехала к нему домой и с грустью думала о том, что, наверное, встречу человека, обречённого недугами, потерявшего силы, но…
Леонид Ильич открывает дверь, и я вижу моложавого, красивого мужчину. Вот только волосы стали совсем седыми.
Как он жил эти годы? Боролся и продолжает бороться каждый Божий день
«После катастрофы я полюбил жизнь по иному, - говорит Красов. – Понял, какая это драгоценность. Вера в победу была сумасшедшая. Счастье, что рядом оказались друзья. Счастье, что они есть и сейчас».
Красов трудиться по двенадцать часов в день. Особенно старается выработать в себе гибкость. («По гибкости со мной сейчас и не сравнится и молодой парень»). Изучал систему закаливания. Посетивший его однажды зимой Порфирий Корнеевич Иванов посоветовал обливаться холодной водой. «Она снимет ваши боли», - пообещал чудесный старец. Так и вышло. Мучившие Леонида Ильича много лет бесконечные боли через полгода отступили.
Естественно, для многих упражнений необходимы были спортивные снаряды и тренажёры. Не те, что продаются в магазинах, - всё надо было придумывать заново. За годы болезни он сконструировал аппарат для интенсивной механотерапии, параллельно надкроватные брусья с меняющимся уровнем, манеж с коленоупором и ряд других приспособлений, получив за каждое авторское свидетельство.
Несколько лет Красов работал в институте имени А. В. Вишневского. Поставил там на ноги многих лежачих. А потом как-то получилось, что его уникальный опыт, его редкие знания оказались институту не нужными. Пришлось уйти.
Но о Красове уже знали. Со всех концов страны ему приходили письма («мешки писем, полных слёз»), а потом стали приезжать больные, и он с ужасом осознал, что помочь всем просто не в состоянии.
В ту нашу встречу, Леонид Ильич показал мне свои дневники. Посетовал, как много в них важного и ценного для спинальных больных, прямо хоть книгу издавай, и неожиданно спросил: «Не согласитесь ли вы мне помочь?»
Так начали мы работать над книгой, которую назвали «Одолевший неподвижность». Удивительная жизнь раскрылась передо мной: трагичная и прекрасная. Прекрасная потому, что её герой выходил победителем из самых экстремальных ситуаций, что его окружали замечательные люди и ещё потому, что в него были влюблены прекрасные женщины.
В чём же заключается магия этого человека? Почему люди так тянутся к нему, инвалиду, когда столько здоровых страдает от одиночества? Ответ на этот вопрос я нашла в его дневниках. «Не сосредотачивайся только на своей беде, - пишет Леонид Ильич, - а живи полной жизнью, и ты заставишь окружающих забыть о твоём физическом недостатке. Стань интересным другом, и тогда возле тебя всегда будут люди».
Он постоянно работал и работает, и результатом его большого труда стала книга, которая готовиться сейчас к печати в издательстве «Советский спорт». В ней много размышления, анализа, важных советов, в которых нуждаются специальные больные (и не только они, советы Красова помогут больным с самыми различными заболеваниями), ведь никогда ничего подобного для них ещё никогда не публиковалось. Венцом книги является уникальная методика Красова. Методика, испытанная на самом себе и на многих больных и давшая её автору возможность дарить людям радость, возвращать веру в себя, здоровье.
P>S> Более подробно с опытом доктора Красова и его книгой «Одолевший неподвижность» вас познакомит газета «Домашний доктор» (подписной индекс 32254 в Каталоге Федерального управления почтовой связи при Минсвязи России).
Доктор Леонид Ильич Красов рассказывает о себе сам. У него трагическая и счастливая судьба. Он сумел получить два высших образования - физкультурное и медицинское. Работал тренером, врачом-хирургом.
И вот поворот жизни - сломал позвоночник. «Не жилец», - сказали врачи. В лучшем случае - лежать, и лежать неподвижно. И то недолго. А он поднялся на ноги, стал ходить, помогать людям. Вдумайтесь в его судьбу.
... После операции повезли меня прямо-таки в морг.
«Смертник», - сказали. Хирург операцию делал срочную, напортачил. А я рассчитал по-своему: «Зачем мне это? Зачем? Ведь 35 лет только и всего. И умирать? Ни за что».
Я был профессионалом-спортсменом, окончил институт физкультуры и альпинизмом занимался, и горными лыжами, и легкой атлетикой, и многим другим.
И вдруг... Случай сам по себе пустяковый, дурацкий. Именно случай. Были мы с другом в Подмосковье на лыжах. А там, я знаю, трамплинчик такой небольшой, мальчишки прыгали. Они взлетали невысоко, приземлялись недалеко. Но я же ас, мастер! С трамплином этим я был знаком, прыгал с него, все нормально. Но в тот роковой день не знал, что накануне ребята немного сдвинули его, и приземление получалось уже в ином несколько месте. Итак, ничего не ведая, взмыл я вверх! Приземляюсь, а передо мной столб от забора. Ах, если бы я упал. Ну, сломал бы ребра или ноги. Это было бы не самое худшее. Но я же спортсмен, все могу - и решил на полном ходу этот столб объехать. Лыжи подобрал, мышцы расслабил, а туловище убрать, поставить в нужную позицию не успел, ведь все на скорости делалось. И по касательной, на полном ходу задел этот проклятый столб - у меня позвонок, как бильярдный шарик, отскочил. Порвал спинномозговую оболочку и спинной мозг. Потом, когда кувыркался, гасил скорость, я наломал еще три позвонка. Меня пронзила острая боль. Лег - ноги в разные стороны, шевелиться не могу. К тому времени я уже работал хирургом, и потому мне самому диагноз поставить было просто. И когда ребята ко мне подбежали, я сказал, как надо меня уложить, как перевернуть, что надо сделать. И прежде всего позвонить в Институт Склифосовского. Там меня знали, поскольку я проходил у них курсы усовершенствования врачей.
Да, мне крупно не повезло. Я долго лежал на снегу: пока-то на носилках по глубокому снегу перенесли меня в близлежащий дом отдыха медиков. Несли медленно, проваливаясь в сугробы, носилки перекашивались. Боль была адская. Ноги бесчувственные, и вся нижняя половина тела отнялась. В доме отдыха (слава судьбе, что хоть он оказался на моей дороге страданий) медсестра сделала мне обезболивающий укол. Ждали «скорую» привезли меня в Склифосовского - ночь уже была. Опять я целую вечность лежал, мучился. Боль была - никогда не забыть. И ночью же сделали, операцию. Лучше бы ее не делали.
Специалиста-нейрохирурга не было, а дежурил травматолог, и сейчас помню его фамилию - Кучеренко. Я у него когда-то практику проходил. Вот сейчас бы, пройдя уже все круги ада, я бы уже знал, как себя вести - я бы никого к себе не подпустил. Не надо было операции. Не надо. А требовалось аккуратно, правильно меня уложить и начать реабилитацию...
Но - я на операционном столе. Вскрывают позвоночник. А там спинной мозг - он всего с палец толщиной, его очень легко повредить, даже незаметно. А хирург говорит: «Ой, я давно не делал операций подобного рода, я на нем потренируюсь, все равно он не жилец».
Ему два молодых врача ассистировали. Один был нейрохирургом. Он переживал: «Аккуратнее, аккуратнее, - говорит, - нельзя здесь действовать быстро». Но Кучеренко его не слушал и сделал операцию за 55 минут, а ее делают 5-6 часов. Потому что нужно все бережно вскрыть, корешки все сшить. А он - так, небрежно. Это все равно, что часы чинить топором.
Все это повредило мне очень. Если бы не было операции, меня бы уложили на специальный валик. Утром у меня все мышцы бы расправились. А то ведь еще до операции врачи хотели вправить мне позвонок, втроем старались. Не вышло. Мышцы у меня сильные, и контрактура страшная была.
А утром все уже опустилось, распустилось. Вялый паралич. Рентген сделали. Профессор пришел, говорит: «Нужна еще одна операция». Ведь мне отскочивший позвонок даже не вправили. Вторую операцию? Ни в коем случае! Я отказался категорически.
И меня оставили в покое.
Правда, врачи утешали по-своему: «Вы сами врач, и что от вас скрывать. Максимум, на что вы можете рассчитывать, - это коляска, на коляске будете ездить».
Хорошо, медсестра рядом была, с работы моей приходила каждый вечер, а то и ночь проводила у моей кровати. Помню, у меня зуд появился во всем теле: царапай, не царапай - никак его не угомонишь. Так моя медсестра новокаином меня колола, и тогда я успокоился.
В Склифе работала одна методистка по лечебной физкультуре. Она окончила институт физкультуры, на фронте была медсестрой. Прослышала про меня, захотела со мной познакомиться,- коллеги все-таки, - и пошла к хирургу порасспросить обо мне. А он говорит: «Да не теряйте на него времени, он безнадежен, вам за это платить не будут».
Но она все-таки пришла ко мне. Анастасия Лапушкина, с душой человек. Мы поговорили.
- Да, - сказала она, - у вас все очень тяжело, но я позанимаюсь с вами, как только врачи разрешат.
- А зачем ждать, - так и вырвалось у меня,-давай-те начнем, не откладывая, прямо сейчас.
- Ладно, - сказала Анастасия, - вы пока, что можете, делайте руками, а я завтра приду - займемся ногами.
На вторые сутки после операции, когда ночью дежурила у меня моя медсестра с работы, я ей сказал:
- Давай попробуем вправить позвонок. Именно ночью, чтоб никто не видел.
Я понимал, что хирург на операции все отростки вокруг моего «выпавшего» позвонка обкусал, он голенький, его легко поставить на прежнее место.
И вот взялся я обеими руками за спинку кровати, а ей говорю:
-Тяни меня за ноги, тяни изо всех сил.
Она тянет, а я ерзаю, как могу, спиной, боль адская. Помощница моя чуть не плачет, ей жаль меня. Я ее успокаиваю: «Держись, держись».
А что делать? Нужно, чтоб позвонок вошел на свое прежнее место, пока еще не появились отложения солей, пока не прирос он к новому месту.
И вдвинули-таки мы его. Вдвинули!
Как я это определил? А по шраму от операции. Шрам стал кривой. Хирург же по прямой разрезал. Этот шрам еще зажить не успел. Но я рассчитал, что боль не боль - а это единственный выход. И правильно поступил. Потом там появились бы рубцы, все связалось, и вставить на прежнее место позвонок не удалось бы никакими силами. Я стал бы слегка горбатым.
Все это я себе в заслугу ставлю. И еще сестра моя, конечно. Сердечное спасибо ей. Никто другой такого делать не стал бы. Не решился.
Врачам я ничего не сказал. А тут вскорости привезли Валерия Брумеля после его трагической травмы ноги. Все внимание переключилось на него. А хирург, который делал мне операцию, даже ни разу ко мне не зашел. Он не знал, что я выживу. Ему стыдно было. И даже много позже, когда я с помощью манежа передвигался по территории больницы, он всегда меня обходил...
Итак, стала приходить ко мне методистка. Часик занималась. Она все эти манипуляции, пассивные движения делала, чтобы максимум сохранить мышцы, чтоб контрактуры не было, чтоб суставы были более или менее нормальные. И одновременно, конечно, кое-какие движения в позвоночнике в месте травмы были, не могли не быть.
Что интересно: если бы мне, как врачи считали, через два-три месяца начать гимнастику, когда все заживет, успокоится... Вот тогда бы я на ноги не встал. Это уж точно.
Как хирург, я знаю, что при переломе ноги, скажем, брали легкий молоточек и стучали по пятке. Для чего? Для того, чтобы постоянно раздражать место травмы. Тогда там все хорошо срастается, более активное кровообращение, и обменные процессы активизируются. Это известная вещь, к сожалению, не все врачи ей следуют.
Да я и сам без методистки, лежа делал, что мог. И все мои движения так или иначе влияли на позвоночник. Он быстрее сросся без всяких костных мозолей.
То, что мы рано начали заниматься движениями и давали правильную нагрузку, решило все дело. Разрыв разрывом, но что-то ведь сохраняется - какие-то веточки, жилочки - что понемногу срослось, поскольку тому были созданы благоприятные условия. Организм всегда и сам стремится к воссозданию нарушенного, надо только ему помогать.
Очень много сделала для меня Анастасия Лапушкина. Через шесть месяцев, что я пробыл в больнице, она поставила меня на ноги в манеж.
Сначала я, конечно, вставал на колени - ползал, если можно так назвать, по кровати. Еще прежде переворачивали меня на живот санитары. А когда я стал вставать на колени - нужно было держать меня с двух сторон. Целая эквилибристика. Потом я сам научился использовать спинку кровати.
Нашли для меня и манеж для стояния, ходьбы. Но он такой громоздкий был, такой тяжелый, что я сам себе придумал другой - легонький, удобный, хороший. По моим чертежам его изготовили друзья. Он мне долго служил. Потом я отдал его кому-то нуждающемуся.
Когда поставили на ноги, вначале никаких движений. На ноги надевают специальные корсеты - тутора называются. Я в них стоял. А как сделать первый шаг? Ноги-то не работают. Так я, как маятник: наклонял корпус, ногу высвобождал - она двигалась вперед, скорее падала вперед; потом другой - так же. Так и шел.
Мышцы, вернее, отдельные их волокна на бедре, благодаря неустанным моим усилиям стали года через полтора потихонечку оживать.
Ко мне приходило много людей. Я объясняю это тем, что, когда человек борется, трудится, делает, казалось бы, невозможное, любопытство к нему возникает. Все помогали кто чем мог. Одни приносили мне домашнего приготовления еду, другие делали разные приспособления. И работали со мной, занимались - сгибать, разгибать, в манеж поставить и так далее. Без людей, их помощи я бы не встал. Помощь людей - вот что меня выручало и психологически, и морально.
И поэтому я поклялся, что, если останусь жив, то все отдам людям, буду помогать всем, чем смогу.
И стал я ходить. Вначале с помощью манежа. Потом на костылях стал ходить. Но это недолго. Приобрел такие особые костыли с подлокотниками. Вот на них я ходил 15 лет. И только потом перешел на обыкновенные две палочки. Да-да, обыкновенные палочки, которыми пользуются обычно пожилые люди.
На бедре, как я уже говорил, у меня восстановилось несколько волокон мышц. Потом я стал двигать коленом: сгибать-разгибать. Этим волокна мышц я и тренировал. И благодаря им хожу. А голень - увы! - безжизненна, стопы болтаются. И поэтому стоять без опоры я не могу и сейчас.
...И вот уже 40 с лишним лет я каждый день встаю в 6 часов утра, делаю гимнастику, массаж, холодное обливание, выхожу на улицу. В любую погоду выхожу. Первый год, когда изредка могу еще день-другой пропустить. А так - дождь ли, снег ли, ветер - выхожу. Очень боюсь гололедицы - для нее у меня специальные палки с шипами. Выхожу легко одетым, шея открыта. Я уже закалился, привык к этому. В свое время я познакомился с Порфирием Ивановым, он приходил ко мне. И он первый облил меня холодной водой с головы до ног. Стал два раза обливаться - утром и вечером. А сейчас и три раза в день. Очень важно себя к этому приучить.
Три километра одолеваю я по специально выбранному мною маршруту. Подобрал такой, что и в горку, и с горки - разнообразные мышцы тренировать, особенно ягодичные.
С 6 часов утра до 12 часов я тружусь над собой, потом отдыхаю, работаю потихоньку.
Так постепенно я себя восстанавливал. И все это - годы и годы...
А ведь поначалу судьба складывалась совсем иначе. Я поступил в авиационный институт- 12 вступительных экзаменов сдавал, все лето мучился. А потом понял: это не мое, я занимаю чье-то место. Я уж спортом занимался - перебежал в инфизкульт. Это судьба моя, будто меня кто-то толкал.
Только начал работать после института, в спорте выступать - получил травму во время легкоатлетических соревнований: диск приземлился на мою бедную голову. Получил сильное сотрясение мозга. Год провалялся.
А потом стал преподавать в медицинском институте и поступил туда учиться. Закончил, подался в хирургию. 5 лет успел проработать. И... такой поворот судьбы...
Не для того ли он случился, чтобы мой горький трудный опыт помог другим людям, потерпевшим подобное несчастье, не терять надежды, обрести полноту жизни?
Если вдруг это произошло: травма позвоночника, самое главное - поверить в то, что можно встать. Вопреки всему: мнению врачей, сомнениям близких и пр. Но не просто верить, а трудиться.
Во-первых, не залеживаться. Во-вторых, добиться, чтоб тебе кто-то помогал. Заниматься надо много, но с перерывами. Я работал и по 8, и по 10 часов. Самомассаж. Гимнастика мощная: борцовский мост для позвоночника, стойки на голове, упражнения для туловища, рук, ног. Ежедневно в ванной обтираюсь так называемым аппликатором Кузнецова. (Можно заменить его жесткой щеткой). Это же массовое иглоукалывание, раздражение полей - все движется, все живет... Уже 40 лет у меня нет медицинской карточки в поликлинике. Своя у меня система оздоровления.
Как не болеть и жить долго? Раньше я себя восстанавливал, и только. А сейчас я думаю: «А почему бы мне не пожить долго?» Больных, людей, которые нуждаются в моей консультации, у меня много, дел много. И я задумался о долголетии. Я напридумывал всякие штучки, чтобы компенсировать свои физические недостатки и жить полноценно, деятельно. Да не только больным, но и здоровым тоже.
Вот и подумаешь: был бы я врачом, наверное, ничего бы особенного в этой жизни не сделал. А случилась беда - и вера в движение, воля, собственный горький и счастливый опыт позволяют мне делиться с людьми тем, что мало кто им может дать. И одновременно совершенствовать самого себя, даже о долголетии задумываться.
Вестник ЗОЖ 2003 23 (251)
Записала Нина Школьникова.
Личная страница: нет
Леонид Красов после тяжелей травмы позвоночника был обречен врачами на неподвижность и прикованость к инвалидному креслу, но человек не смерился с поставленным прогнозом на выздоровление. Красов прошел путь методом проб и ошибок и с прилагал титанический труды, чтобы вновь встать на ноги. Благодаря накопленным знаниям, он смог одолеть недуг и встать на ноги. Методика автора книги родилась на основе теоретических знаний врача и большого личного багажа опыта.
История, о которой я хочу рассказать, произошла с человеком столь же обыкновенным, как ваш сосед по дому, таким же знакомым каждому из нас, как товарищ по институту или по работе. Имя героя этой истории - Леонид Красов, он живет в Москве на 3 - й Миусской улице, в доме №8/9. Профессия его - врач, хирург. Окончил 2 - й Московский медицинский институт - второй институт в своей жизни. Первым был Московский институт физкультуры. Итак: врач, боксер, пловец, мотогонщик, горнолыжник и так далее. Пожалуй, не было видов спорта, требующих отваги, риска, ловкости, которыми бы не увлекался Леонид. Добавьте к этому: высокий, черноволосый, красивый парень с фигурой атлета. Таков портрет героя нашей истории, истории, которая началась 17 февраля 1963 года, около двух часов дня. Жизнь Красова к этому времени складывалась следующим образом. Около шести лет он работал хирургом в Институте скорой помощи имени Склифосовского и в 14 - й московской городской больнице. Он обратил на себя внимание коллег смелостью операций и мастерством. О Красове начали говорить как о таланте. Больные верили в молодого хирурга как в очень доброго, душевного человека. Красов начал подумывать о научной диссертации... В день 17 февраля, когда это все началось, на столе Леонида лежало неоконченное письмо девушке. Он писал его медленно: очень важное письмо. Он был уверен, что именно она, эта девушка, станет навсегда его другом, спутницей жизни. 17 февраля был яркий, солнечный зимний день. Воскресенье. «... Больной КРАСОВ Л. И., 34 лет, по профессии врач, доставлен в институт имени Склифосовского 17 февраля 1963 года в 17. 00 на машине «Скорой помощи» в тяжелом состоянии, с явлениями глубокого паралича нижних конечностей и тазовых функций. Анамнез: при прыжке на лыжах с трамплина ударился спиной о деревянный столб. На рентгенограммах позвоночника выявлен компрессионный перелом - вывих одного позвонка (Л1) и оскольчатые переломы поперечных отростков (Л) - Л2 - Л3).
17. 02. 63. 22. 00 - 0. 30 произведена операция - ламинэктомия, при которой обнаружены разрыв твердой мозговой оболочки, частичный перерыв спинного мозга на уровне Л|, с выделением мозгового детрита, разрыв и размозжение пяти корешков «конского хвоста». Мозговой детрит, оборванные волокна, осколки дужек и сгустки крови удалены. Послеоперационное течение тяжелое». (Из истории болезни № 3533.)
Осталось недописанным письмо. На следующий день двое больных назначены на операцию к доктору Красову. Вечером люди придут в бассейн - Леонид Красов тренирует команду к соревнованиям. Дома тоже целый список дел. Жизнь почти оборвалась. Смерть еще не наступила. Осталась только чудовищная боль. И еще сознание. Сознание, которое не покидало его ни на минуту. Только поэтому он еще жив. До сих пор жив - вот уже целые сутки.
Ребята устали - тренировались с утра до обеда в хорошем темпе, с полной нагрузкой. Но Красов был неумолим: «Закончим тренировку прыжками с трамплина!» И лыжники повернули к трамплину. Леонид обнаружил его недавно. Здесь, в Фирсановке, был построен самодельный трамплин, в общем, неплохой, вполне подходящий для тренировок, хотя ему, опытному прыгуну и слаломисту, эта горка казалась меловатой. И вот они у трамплина. Леонид прыгает первым. Случилось непредвиденное. Площадку внизу, там, где лыжник, набрав скорость, выбрасывается в воздух, раскатали. А потом засыпали снегом и сделали заново, но чуть - чуть изменили угол отрыва. И Это «чуть - чуть» удлиняло траекторию полета. Красов прыгал тут уже несколько раз и хорошо знал склон. Не знал только про ремонт площадки. И потому, приземляясь после прыжка, он внезапно увидел перед собой столбик от старого забора. Мозг не сработал. Он не растерялся, нет, просто произошел психологический парадокс. Он - слаломист - умел уклоняться от препятствий. Здесь препятствие возникло совершенно неожиданно, как из - под земли. Он был уверен: здесь ничего нет! И вдруг... Доли секунды истрачены на поиск, на судорожные всплески сознания: как быть? Наконец рывок вправо. Но драгоценное время потеряно. Он сумел отклониться, спас себе жизнь, но какую жизнь... Страшный удар в левую часть поясницы отбросил его на пять метров в сторону. Ребята все видели сверху, но подумали, что он просто упал. Когда подбежали, Красов, не потерявший сознания, уже успел поставить себе диагноз.
Только не трогать! Не поднимать. У меня сломан позвоночник. Там, недалеко, дом отдыха. Там носилки, врач. Звоните в Москву, к Скли - фосовскому. Там меня знают. Так началось то, что превратилось в смысл его жизни на последующие годы, - борьба с болью, с немощью. Заметьте еще одно очень важное обстоятельство: с самого начала случившегося он сам руководит собственным спасением, а позже - лечением. «... Боль! Каждая клетка моего тела кричит и стонет от боли. Я весь пропитан этой болью, превратившись в сплошной комок боли. Характер болей самый разнообразный, целый набор, коллекция: тупые, ноющие, стреляющие, дергающие, сверлящие, сжимающие, с примесью ощущения жжения, горения, холода.» Может быть, это все только сон? Когда он кончится? А если не кончится?.. Дайте хоть собраться с мыслями! Понять, что же произошло... Непоправимая катастрофа. Надо пережить это, но понять невозможно, непостижимо, не в моих силах!» «... Ночь, зловещая, как могила. Сон витает где - то рядом, но не смеет приблизиться. Если бы моя смерть пришла ко мне сейчас, с какой готовностью я кинулся бы к ней!» «... Меня пытаются убедить коллеги, что сейчас первейшая моя обязанность - покой. Покой - покойник. Нет, это не каламбур, а родственные понятия. Как можно абсолютно обездвижить человека, вся жизнь которого была до этого в движении! Мало сказать - вредно. Это все равно что остановить поезд на полном ходу. Нет, только не покой! Покой для меня - это тяжелые физические пытки и непрерывные душевные терзания. Для парализованных мышц это быстрая атрофия, перерождение от бездействия. Это гибель нервных волокон, омертвение проводящих путей, забвение навыков в ходьбе, умений, приобретенных в жизни. Наоборот, движения - это жизнь, надежда. Активные для рук и плечевого пояса, пассивные для ног. Непрерывно посылать в парализованные мышцы живительные импульсы, мысленно повторять движения, не позволяя зарасти нервным путям, не давая умирать нервам и мышцам. Пусть я не справлюсь со всеми горестями и вырвать часть здоровья будет очень трудно, но я должен!...» (Это строки из дневника Леонида Красова. Он начал диктовать на третий день после операции.)
Мы продолжаем наш очерк. Итак, через минуту после катастрофы Красов руководит собственным спасением. Через день после операции он принимает мужественное решение бороться за жизнь, за здоровье, идти неизведанными путями, бороться с параличом, с неподвижностью. Через шесть дней после катастрофы врач Красов начинает вести над собой экспериментальное исследование. Именно исследование, а не пассивную регистрацию событий. Он будет пробовать на себе новые лекарства, он будет испытывать новые приспособления, он будет отрабатывать новую методику упражнений для спинальных больных. Не следует при этом забывать: он невероятно страдает от болей, одно за другим он отражает сопутствующие заболевания, он испытывает нечеловеческие мучения от того, что фактически вся нижняя половина тела парализована. Итак, доктор Красов ставит эксперимент. Дневник Леонида Красова приобретает черты дневника обычной лаборатории научно - исследовательского института. В нем точные записи проведенных тренировок, подробное описание состояния больного, обстоятельный перечень лекарств, дозировок, график назначений. В конце короткий комментарий.
«...22.02.63. 8.00. Начало 5 - го дня новой жизни. Утренние гигиенические процедуры. Легкий завтрак. Утреннюю (самостоятельную) гимнастику пополнил новыми упражнениями, которые стали распространяться и захватывать мышечные группы торса и движения на позвоночник. Надо поставить позвонок на место, не дать ему освоиться в новом положении». (Далее следует подробное описание физических упражнений.) «... Активную и пассивную гимнастику я стал повторять до трех раз в течение дня». Спустя несколько месяцев, когда изумленные, еще не верящие врачи вынуждены назначить день, когда больному позволят попытаться встать на ноги, Красов начинает понимать, что его эксперимент, его исследования могут стать пособием для врачей, вселить надежду в больных. Сейчас, когда первые успехи налицо, новая задача начинает рисоваться перед Леонидом. Надо вырвать здоровье у недуга, надо как можно полнее восстановить его. Он на самом верном пути лечения переломов позвоночника. Сделав это, он не просто поможет, он укажет путь, вдохнет веру и мужество в сердца больных, искалеченных людей. На седьмой месяц Леонид, врачи, друзья принимают решение о необходимости лечения в санатории. И вот Леонид едет в Саки. «Маленький курортный город переполнен больными с переломанными спинами, которые съезжаются сюда для лечения, а многие остаются здесь жить навсегда. Основное средство передвижения их - инвалидные коляски, для которых оборудованы специальные въезды и стоянки в магазинах, кино, театре. Одни не хотят смириться со своим положением и всячески борются с недугом, тренируют себя в ходьбе, преодолевая беспомощность. Но таких мало. Большинство не верят в исцеление, постепенно привыкают, смиряются, начинают работать на дому или в артели инвалидов. Немало и слабых духом, которые отчаиваются, пасуют, начинают пить водку, озлобляются, хулиганят, теряют человеческий облик. Все это не дает мне покоя. Мозг постоянно теребит: ты обязан что - то делать, обязан помочь, облегчить страдания несчастных, указать путь к восстановлению здоровья, органов движения. Но прежде заверши эксперимент, сделай так, чтобы тебе поверили. Стань наглядным примером того, чего можно достигнуть, к чему надо стремиться». А успехи были явными. Позвонок встал на место. Тазовые органы все ближе и ближе подходили к нормальному состоянию. Леонид часто плавал в море (правда, работал только руками). Уже шевелились два - три пальца на ногах. То, что могло ускользнуть от внимания обычного больного, было ясно видно врачу - экспериментатору, подтверждалось бесстрастными свидетельствами дневника. Тяжелейший, мучительный опыт больного давал бесценный материал в руки врача. Врач Красов, постоянно консультируясь с тренером Красовым, вырабатывал новые, все более сложные упражнения. Человек железной воли заставлял измученное, искалеченное тело выполнять по нескольку раз в день серии упражнений. Врачи восхищались, но сомневались. Больные восхищались и завидовали. Но Красов продолжал работу, не слушая ни похвал, ни порицаний: эксперимент был еще далек от завершения. Однажды в воскресный день дежурная медсестра сказала Леониду, что с одним из больных, тоже лечившимся в санатории, плохо. Что - то случилось с ногой. Похоже, заражение. В воскресенье в санатории был только один дежурный врач. Красов попросил привезти к нему больного. Одного взгляда было достаточно для хирурга, чтобы вынести заключение: флегмона, положение чрезвычайно опасное, нужна немедленная операция. Хирурга в санатории не было вообще. Больной товарищ, медсестра, врач с надеждой смотрели на Красова. «Я был хирургом! Я год не держал в руках скальпель! Я ведь даже сесть не могу, не то что делать операцию! Вы не знаете, как болит спина!» Но он не произнес этих слов.
Везите его в перевязочную! Везите и меня туда же! Мне помыть руки мылом, продезинфицировать спиртом, облить йодом. - Голос врача спокоен, отчетлив. - Будете держать меня за спину. Если вскрикну, не обращайте внимания. Инструменты!... Сердце замерло, когда он ощутил знакомую легкость скальпеля. Сперва терпел изо всех сил, потом боль отошла куда - то - не исчезла, просто перестала восприниматься. Движения были точными, спокойными. Трудно было ассистировавшим сестрам: помогали в операции и одновременно аккуратно, стараясь причинять возможно меньшую боль, поддерживали врача - больного. Необычная операция прошла благополучно. Наутро температура спала, а еще через день про страшную угрозу напоминала только повязка на ноге.
Шли месяцы, годы. Леонид Красов побывал почти во всех лечебных учреждениях, где проходили курс лечения больные с повреждением позвоночника и спинного мозга: Центральный институт травматологии и ортопедии, институт имени Склифосовского, Институт курортологии, санатории в Саках, в Евпатории. Он внимательно изучал, исследовал состояние методов и практики лечения спинальных больных, делал выводы, записывал свои наблюдения. Если происходит повреждение позвоночника и спинного мозга в области поясницы, результатом травмы становится паралич ног и тазовых органов. Человек обречен на жизнь в постели, в лучшем случае он будет передвигаться в инвалидной коляске. Тело его заключают в металлический корсет, мышцы ног атрофируются, естественные отправления приобретают крайне мучительный характер. Если позвоночник поврежден в области шейных позвонков, - полный паралич рук и ног. «Шейники» считаются мучениками среди всех спинальных больных. Среди травматических больных, поступающих в больницы, четыре процента падает на спинальных больных - цифра огромная, особенно если учесть, что эти больные почти полностью попадают в разряд неизлечимых. Чем же лечить этих несчастных? Практика медицины дает один ответ: лечебной гимнастикой. Но как? Тут начинаются разнотолки, ибо проблема эта очень и очень мало изучена. Что должен делать врач в первые же минуты после несчастного случая? Когда делать операцию? Какие упражнения и какой режим нагрузок могут привести к желаемому результату? Наконец, какими должны быть аппараты для проведения лечебной гимнастики? Когда наступают основные этапы в лечении больного, когда он может подняться? Если дать развернутые ответы на эти вопросы, получится стройная система лечения спинальных больных. Такого исследования нет. Но оно будет создано. Доктор Красов в этом твердо уверен.
Муже говорили о том, что Леонид был окружен тесным кольцом друзей. Но сказать, что он только пользовался их поддержкой, было бы неточно. В первые дни пребывания Красова в институте имени Склифосовского в больницу попал с подобной же травмой больной Л. Состояние его было значительно легче, чем у Красова, но человек ударился в панику, твердил о само - убийстве. Врачи перевели Л. в палату к Красову. Примером, словом, иногда ласковым, иногда жестким, Леонид заставил товарища по несчастью встряхнуться, поверить в себя, в возможность бороться. Этот человек был первым пациентом доктора Красова. А потом больных, ищущих помощи и находящих ее у Красова, становилось все больше и больше. Его первый приезд в Саки произвел среди больных сенсацию. Вокруг Красова сразу образовался кружок любопытных. Одни восхищались, другие сомневались, третьи завидовали, но больше всего было страстно жаждущих последовать его примеру, понять, усвоить его метод Леонид неожиданно для себя почувствовал, кок расширяется его эксперимент: в него включалось все больше и больше людей. Задачи, которые ставил перед своими учениками Красов, были тяжелейшими. Преодолевать себя каждый день, каждый час. Постоянно прибавлять к мучениям от боли, от побочных недомоганий еще и изнуряющий физический труд упражнений. Не давать себе ни спуску, ни пощады! Такое могли выдержать не многие. Но это был единственный возможный путь к возврату в нормальную жизнь. А Красов занимался не только самонаблюдениями, он включил в круг исследований своих пациентов. Он очень гордится теми, кто полностью принял и точно выполняет его программу. Успехи у этих людей налицо. Он внимательнейшим образом изучает письма, рассказы тех, кто пытался, но бросил, надеялся, но отчаялся - это важнейшие данные для его работы. Ведь в будущем он должен предложить врачам точные рекомендации, как проводить лечение с больными всех категорий: и с сильными, волевыми, и слабыми, потерявшими надежду. Он ведет истории болезней своих пациентов. Не совсем обычные. Здесь не только медицинские данные. Здесь же и письма. С молодым рабочим Юрием М. с завода «Серп и молот» случилась беда. Сорвался с электрички. В результате - перелом позвоночника. После тяжелой операции помещен в дом инвалидов. Парень впал в отчаяние, апатию, стал попивать водку, приносимую втихомолку приятелями. Красов узнал про судьбу Юрия и немедленно написал ему письмо. Одновременно написал и лечащему врачу Юрия, и врач не замедлила ответить: «... Добрый день, коллега/ Юрий М. находится в доме инвалидов с марта 1965 года. Диагноз... (далее следует подробное медицинское описание, которое мы опускаем). Верхние конечности совершенно здоровые, все движения сохранены... Уважаемый Леонид Ильич/ Сколько у Вас силы воли, какой Вы молодец. Ваша сила передалась Юре, он перестал пить, начал заниматься физкультурой, лежа на кровати...» Переписка Леонида Красова огромна. Письма эти он называет документами, имея в виду свою научную работу. В них действительно масса ценнейших данных. Но не меньшее значение имеет эта переписка для его корреспондентов. В прошлом году, будучи снова в Саках, Леонид прочитал больным цикл лекций о своем методе лечения, а потом с двумя из своих пациентов провел перед аудиторией показательные занятия. После этого к Красову подошла молодая женщина и пригласила его к своему мужу. Молодой спортсмен из Минска Вячеслав Л. - тоже спинальный больной. Человек сильный, волевой, не смирившийся с обрушившейся бедой. Он яростно боролся с недугом, тренировался, проделывал упражнения, но без всякой системы. Просто не знал, что и как надо делать. Леонид подробнейшим образом рассказал, показал, дал чертежи аппаратов для тренировок. Вячеслав уехал в Минск и стал регулярно докладывать своему наставнику о результатах. Последнее письмо Леонид получил от него в январе 1967 года. «... Дорогой Леонид Ильич! Вчера приехала к нам на сессию Галя (сестра) и привезла пожелания от Вас и дневник. Моментально прочитал его. Он произвел на меня огромное впечатление. Мысленно сравниваю Вас и себя. Разумеется, результат не в мою пользу. И в этом я виню только себя: я никогда не тренировался с полной отдачей. Тренировки (тренировками он по спортивной привычке называет лечебные упражнения. - М. Б.) не были целенаправленными, планомерными. Теперь горизонт прояснился. Я вижу, как и к чему надо стремиться. И Вы не обидитесь на меня, если я Вам скажу, что, несмотря на то, что прошло уже два года со дня моей травмы, несмотря на то, что у меня травма выше, чем у Вас, я догоню и обгоню Вас... Я бросаю Вам вызов...» Дальше Вячеслав подробно докладывает о ходе лечения, о результатах, достигнутых тренировками по методу Красова. В прошлом году в «Комсомольской правде» был опубликован очерк Ю. Калинина о летчике - испытателе Валентине Перове. Он был уже опытным мастером, опробовал много новых машин, когда случилась беда. Перов испытывал новый планер. На высоте 1 500 метров при испытании за пределами допустимых перегрузок у планера отвалилось крыло. Началось беспорядочное падение. Колпак заклинило, выбраться из кабины оказалось невозможным. Валентин остался жив, но... перелом позвоночника, парализованы руки, ноги. Мужественный человек не смирился с приговором врачей. Когда в мае прошлого года Красов и Перов встретились (Леонида привез к летчику общий знакомый), Перов с гордостью продемонстрировал гостю свои руки - он уже выжимал штангу - 60 килограммов! «А после займусь ногами!» - заявил Валентин. Красов резко возразил: ни в коем случае нельзя оставлять без внимания ни одной части тела. Наоборот, надо прежде всего подтягивать отстающие участки! Перов внимательно выслушал врача и принял полностью всю его программу. «Хватит нагонять мускулы, отрабатывай тонкие движения пальцев!» - поставил вторую задачу для рук Леонид. Сейчас, почти год спустя после встречи с Красовым, Перов уже моет посуду, пишет, печатает на машинке... Он самостоятельно перебирается на коляску, становится на колени, начинает подумывать о том, чтобы встать на ноги. В 1965 году студент МАИ Валентин К. крутил сальто, и...произошел перелом - вывих позвоночника. Леонид познакомился с ним в Саках. Он увидел сильного, но потерявшего себя, не видящего перспектив молодого человека. После соответствующей психологической подготовки Красов разработал подробную программу занятий для больного. А затем подарил ему манеж - основной аппарат для начальных шагов. Валентин ни одного дня не отступал от программы. Вернувшись в Москву, он лечится в Институте протезирования и продолжает учебу в институте. Внимательно наблюдая своего больного, Красов пришел к выводу, что он выдержит дополнительную нагрузку. По ходатайству Леонида в палату к Валентину К. перевели другого больного, тоже из числа пациентов Красова. Парень, как говорится, со слабинкой. Не всегда хватает у него воли точно выполнить тяжелую программу. Красов дал задание Валентину: тяни! И Валентин тянет, он принял эстафету.
С раннего утра начинает звонить телефон в квартире доктора Красова. Пациенты, родственники и друзья больных - каждому необходимо услышать его совет, одобрение, просто доброе слово. Около двадцати больных ведет в Москве Леонид Красов. И десятки - заочно, с помощью переписки. Впрочем, не совсем заочно. Люди заранее узнают, где Красов будет летом, и стремятся получить путевки именно в этот санаторий. Увидеть его, посоветоваться. Ну а что же сам герой нашего очерка, как он себя чувствует сейчас, четыре года спустя, каковы его личные результаты? «31.12.66 - 1.01.67. 1 - й год. Десять с половиной месяцев прикованный к постели, беспомощный, с серией самых неожиданных осложнений. Казалось, никогда не было мне так тяжело, безрадостно, горько. Самое время предаться отчаянию, но около меня друзья. Они безгранично верят в меня. И я их поддерживаю в этой вере своим упорством и желанием встать на ноги, а они, в свою очередь, стимулируют меня своей верой, своей искренней помощью. 2 - й год. Я исполнил задуманное год назад. Два года усилий, упорств, отчаяний, осложнений, спадов и подъемов - и вот я стою, могу передвигаться по комнате безо всяких приборов и аппаратов в манеже. 3 - й год. 3 года борьбы - и вот я уже выхожу на улицу со специальными палочками сам спускаюсь по лестнице и поднимаюсь с помощью друга. 4 - й год. Я полностью самостоятелен. Хожу в театр. Хожу к больным, занимаюсь с ними лечебной гимнастикой, сам подстраховываю, тренируюсь в плавательном бассейне, на велосипеде. Новый год впервые встречал вне дома, в компании здоровых, красивых молодых людей. Старался ни в чем не отставать от них, ни в подвижности, ни в остротах, ни в шампанском. До 6 утра встречали Новый год, 3 - 4 часа сон, а затем прогулка по городу. Продолжали праздник у меня дома».
«3.01.67. Сегодня мне позвонил В. Перов, и я, как два года назад, когда впервые мои ноги удержали меня на какое - то мгновение, переживаю его успех. Я каждый раз испытываю это чувство повторно, когда узнаю, что мои больные достигают существенных, видимых успехов. Мой труд, мои идеи воплощаются в жизнь. Уже не только я, а мои больные достигают успехов, загораются верой, надеждой. Я уже счастлив как врач, успешно осуществляющий в жизни свои идеи, внедряющий новое в медицине. Мой путь повторяют уже многие/ Я слышал восторг в голосе Перова - он впервые с помощью балканских рам над кроватью встал во весь рост и заглянул на шкаф! Это понятно только ему и мне. Такие маленькие победы окрыляют, вселяют надежды, питают новыми силами...» В этих дневниковых записях Леонид Красов подвел итоги своей борьбы за четыре года. Подведем и мы итоги нашему беглому исследованию человеческого характера. Он не растерялся с первой же минуты несчастья. С самого же начала он принимает решение: превратить несчастье в научный эксперимент, стать одновременно и исследователем и объектом исследования. Он встречается с людьми, страдающими, ждущими помощи, и спешит им на помощь, сам начинает лечить людей. Откуда он, Леонид Красов? Наш московский парень. Воспитанник детского дома. Приемная мать его шестнадцатилетней девушкой дралась на баррикадах 1905 года, а после революции работала у Дзержинского. Ей посвящает свои дневники Красов. Воспитанник советских институтов, воспитанник нашего советского общества, герой нашего времени.
ОТ РЕДАКЦИИ: Прежде чем отправить очерк в набор, мы беседовали с лечащим врачом Леонида Ильича Красова. Владимир Львович Найдин, специалист из Нейрохирургического института имени Бурденко, сказал нам:
С 4 по 14 июня в Москве в Государственном центральном музее современной истории России (бывший Музей Революции, Тверская, 21) состоится фотовыставка, организованная российским Союзом ветеранов Анголы под названием «...Нас там быть не могло?». В экспозиции собраны уникальные и практически неизвестные широкой общественности фото, сделанные советскими и российскими участниками ангольского локального конфликта в 1975 - 1992 гг.
Особое место в экспозиции занимает снимок на фоне большого термитника двух советских военных советников, одетых в камуфлированную форму правительственной армии Анголы без знаков различия, с автоматами Калашникова в руках. Это фото среди других документов было захвачено южноафриканскими войсками в ходе операции «Протеа», проведенной на территории Анголы в августе - сентябре 1981 года. С тех пор оно кочует по южноафриканским изданиям, публикующим материалы о войне в Анголе. Утверждается, что эти двое советских военнослужащих погибли...
Кто же изображен на этой фотографии? И действительно ли эти люди погибли? Более четверти века это было загадкой. Только расследование, проведенное Союзом ветеранов Анголы, изучение ставших доступными исторических документов и воспоминания очевидцев позволили полностью восстановить его историю.
В боях за Ондживу
В конце августа 1981 года механизированные части южноафриканцев пересекли государственную границу Анголы и при массированной поддержке авиации устремились к трем основным опорным пунктам правительственной армии в провинции Кунене: маленьким городкам Ондживе, Шангонго и Кааме. Только формирующаяся с помощью советских военных ангольская армия отчаянно сопротивлялась. Тяжелее всего пришлось 11-й ангольской бригаде в Ондживе. Южноафриканские механизированные части взяли ее в клещи, а затем окружили. В ходе боев погибли и наши граждане: советник начальника артиллерии бригады подполковник Киреев и его жена, советник политкомиссара бригады подполковник Важник, супруга прапорщика Пестрецова, а сам Пестрецов захвачен в плен. Остальные советники бригады в Ондживе, а также те, кто был в Шангонго и Кааме, многие с женами и маленькими детьми, оказались в окружении и выходили из него несколько дней.
Когда поступили первые данные о жертвах в Ондживе, для спасения взятого в плен Пестрецова и вызволения тел погибших была пущена в ход государственная машина. Она действовала скрытно, но мощно. Были задействованы многие ведомства: МИД, КГБ, ГРУ, Представительство СССР в ООН, советская миссия в Международном Красном Кресте. Ситуация находилась под личным контролем начальника Генерального штаба ВС СССР Маршала Советского Союза Н.В. Огаркова. А конкретно занимались этим вопросом его первый заместитель генерал армии С.Ф. Ахромеев и, конечно, руководство 10-го Главного управления Генштаба во главе с его начальником генерал-полковником В. Зотовым.
Освобождение Пестрецова было трудным. Его обмен состоялся в столице Замбии Лусаке только спустя 15 месяцев, в ноябре 1982 года. За это время прорабатывались даже такие кардинальные шаги, как захват крупной военной или политической фигуры в ЮАР или Намибии. Бывший Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР в Анголе, член Союза ветеранов Анголы Вадим Логинов свидетельствует: «Сразу после сообщения о пленении Пестрецова я неоднократно лично настойчиво просил руководителя СВАПО Сэма Нуйому провести операцию и захватить в Намибии какого-нибудь важного южноафриканского офицера, чтобы обменять его впоследствии на советского прапорщика». Однако долгое время захватить достойную для обмена фигуру не удавалось. И только через год, когда ангольский спецназ «завалил» группу южноафриканских диверсантов, ЮАР согласилась обменять Пестрецова и тела наших граждан на убитых спецназовцев.
В плен не сдаваться...
Но как же сложилась судьба остальных участников этой драмы? Об этом долгое время ничего не было известно. Это и неудивительно, поскольку в СССР тема участия в войне в Анголе наших людей находилась под запретом. Кстати, в отличие от Южно-Африканской Республики, где ветераны «войны в буше Анголы» были подняты «на щит», объединены в различные ассоциации и союзы, о них выпущены десятки книг в «твердых» переплетах. В некоторых из них, в частности, утверждается, что в ходе операции «Протеа» в Анголе были убиты несколько десятков советских военнослужащих! Но, по официальным данным Министерства обороны России, всего за период с 1975 по 1991 г. в Анголе погибли и умерли 54 советских военнослужащих, из которых 45 офицеров.
Запросы, отправляемые Союзом ветеранов Анголы в официальные инстанции - в Главное управление международного военного сотрудничества, архивы Минобороны, мало что дали. В официальных ответах, например из Центрального архива Минобороны в Подольске и Центрального военно-морского архива в Гатчине не было ни одного, чья гибель пришлась бы на 1981 год.
Оставалась надежда на личное общение ветеранов ангольской войны, переписку, телефонные «перезвоны», изучение документов, сохранившихся в личных архивах ветеранов. И неожиданно обнаружился «Журнал учета боевых действий», чудом вывезенный из Анголы бывшим помощником главного военного советника генерал-полковника К. Курочкина полковником В. Уваровым. Из него и стали известны подробности драматических событий августа - сентября 1981 года, имена и фамилии наших военных советников и специалистов и их жен - участников тех событий.
Однако эти документы не дали никакой информации о том, кто же изображен на фото, попавшем к южноафриканцам. Не дали ответ на этот вопрос и южноафриканцы-ветераны той войны, к которым мы неоднократно обращались. Сыграл свою роль интернет-сайт www.veteranangola.ru Союза ветеранов Анголы, где была опубликована эта фотография.
В наш адрес пришло сообщение от ветерана Анголы Сергея Лашина. Он сообщил, что узнал человека на фото слева - это Сергей Цехмистров, военный переводчик. Фотография сделана, скорее всего, еще до агрессии ЮАР августа 1981 года, возможно, во время приезда Цехмистрова в Ондживу. Сам Сергей Лашин прослужил в Ондживе целый год: с августа 1980 по август 1981 г., но перед самым нападением ЮАР на Анголу уехал в отпуск. В это время его подменял Леонид Красов.
Фамилия Красова обнаружилась в документах полковника В. Уварова.
Мы отыскали Леонида Красова. Вот что рассказал нам бывший переводчик советника 11-й ангольской пехотной бригады о тех событиях: «25 августа нас окружили юаровцы. Ондживу обстреляли с воздуха и сбросили листовки, текст которых гласил, что ее предъявителю при наличии при нем плененных или самолично убитых фапловских офицеров, коммунистов и советских советников предоставляется право выхода из кольца. Почти голливудский сюжет! И на раздумье - один день! 26 августа день был невероятно тихий. Даже вся живность замерла. А накануне связисты 11-й бригады получили шифровку от советника командующего 5-м военным округом примерно с таким текстом: «Держаться до последнего. В плен не сдаваться...» Когда стало ясно, что ангольцы не выдержали атак южноафриканцев, наш старший дал команду на самостоятельный выход из окружения небольшими группами».
Однако Леонид Красов себя на фото не узнал. Но кто же все-таки сфотографирован рядом с Сергеем Цехмистровым? Об этом мы узнали от самого Сергея, которого вскоре удалось отыскать. Вот что рассказал Сергей Цехмистров.
«Мои знакомые случайно зашли на сайт ветеранов Анголы и сообщили мне о фотографии на главной странице. Вот уж действительно привет из 1981 года! Я на фото слева. Снимок сделан в Шангонго на берегу реки Кунене, где я служил в марте - июле 1981-го, после чего в августе был переведен в Ондживу на замену Сергея Лашина, уехавшего в отпуск. Там пробыл неделю, потом туда приехал Леонид Красов за пару дней до заварухи, а меня перевели в Лубанго. Сейчас живу в Москве. А вот справа от меня - Коля Красивский, капитан, советник командира батальона. Я с ним потом встречался в Москве в 1982 -1983 гг., где он учился в Академии им. Фрунзе. К сожалению, я потерял с ним связь. Знаю только, что родом он из Белоруссии. Фотографировал нас Володя Демиденко, советник командира батальона. Я хорошо помню, как мы фотографировались у термитника, когда ехали из расположения батальона в штаб 19-й бригады. Я его еще пнул ботинком и ушиб ногу. Так что врут юаровцы, нас им не удалось убить!»
Но каким образом это фото оказалось у юаровцев? Сергей Цехмистров пояснил и этот момент: «Все очень просто. В августе, когда началась операция «Протеа», бригада в Шангонго получила прямой удар и, по сути, разбежалась. А фотография и фотопленка остались в Шангонго: все и достались южноафриканцам».
