Охота на тигров
Воскресным ноябрьским днем Влад с дедушкой сидели дома и скучали. На улицу Владу не хотелось. За окном был серый, сырой и неуютный пасмурный ноябрьский день. Да к тому же не очень-то и разгуляешься когда у тебя рука в гипсе. Гипс Владу наложили неделю назад. Побежал за дедушкиными очками и, споткнувшись, упал. Очки дедушкины спас, а вот руку не уберег. Врач посмотрела рентгеновский снимок руки и отправила Влада вместе с дедушкой и бабушкой в травматологическое отделение накладывать гипс. И вот теперь с загипсованной рукой Вад грустил дома. Место перелома уже перестало болеть, но рука под гипсом сильно чесалась и создавала дополнительный дискомфорт. Хорошо еще, что это была левая рука, и Влад имел возможность рисовать цветными карандашами своих любимых: Человека-паука, Бэтмена, черепашек ниндзя и других героев мультфильмов. Но сегодня Влад уже порисовал, посмотрел мультики по телевизору и не знал чем бы еще заняться. Послонявшись по квартире, и не найдя стоящего занятия, он сел за стол и устремил свой грустный взгляд в окно. Просидев несколько минут в печальной задумчивости, он вдруг вскочил и радостно закричал - дед, у нас же есть ружье! Пойдем на охоту. Ружье действительно было. Его купил папа с не совсем внятными целями, то ли Владу в подарок, то ли себе на забаву. Настоящее пневматическое ружье Ижевского завода, с черным вороненым стволом, прицельной планкой и мушкой, удобным в руках деревянным прикладом. Заряжалось оно маленькими, свинцовыми пульками, какие обычно продают в тирах по пять рублей за штуку. Когда Влад брал в руки ружье и ставил его прикладом на пол, у своих ног, то его макушка только немного возвышалась над мушкой ружья. Но оно было такое настоящее и такое замечательное, в отличие от его игрушечных автоматов и винтовок, что Влад чувствовал себя настоящим героем. Ему хотелось в сражение, в бой, на охоту. Да куда угодно, с таким замечательным оружием. - Ну что, дед, собираемся?! - весело и требовательно провозгласил Влад. - Да ты знаешь, Влад, как то мне, не хочется на охоту - попытался возражать дед - Да и на кого мы будем охотиться, на зайцев, что ли? - Нет, зайчиков мы стрелять не будем - категорично возразил Влад - Они хорошие. Мы будем охотиться на плохих зверей: на тигров, медведей и волков. - Ну что ж - нехотя согласился дедушка - на тигров так на тигров! И они не стали долго собираться. Отсыпали из коробки горсть пулек, которыми заряжается ружье. Достали из гаража само ружье. Потеплее оделись и отправились в путь. Путь их пролегал по тропинке вдоль ручья, который начинался тонкой прозрачной струйкой где-то далеко в сопках, но по мере прохождения через город терял свою чистоту и первозданность. Чем дальше ручей протекал через город, тем более грязным становился. Люди, на всем протяжении его течения сбрасывали в этот замечательный ручей всякий мусор и отходы. И ручей уже не мог справиться с тем потоком грязи и нечистот, которые он получал от горожан, превращаясь из чистого веселого ручья в зловонный поток. Влад с дедом двигались вверх по течению ручья. И чем дальше отдалялись они от города, тем меньше мусора им встречалось по берегам ручья, и чище становился сам ручей. Наконец они прибыли на место охоты. Зарядили ружье и стали выслеживать зверя. Крупный зверь не шел. Ни тигр, ни медведь и даже волк не хотели выходить на тропу войны. Наверное, они испугались Владова ружья. И только горластые вороны, сидя на вершинах самых высоких деревьев, каркали во все воронье горло громко и неприятно. Наверное, они смеялись своим вороньим смехом над незадачливыми охотниками. Но стоило Владу в ответ на их издевательское карканье направить в их сторону ружье, как они с возмущенным гвалтом снимались с дерева и улетали на более отдаленные деревья. Даже воробьи, сидящие гроздьями на ветвях деревьев при приближении Влада с ружьем, с многоголосым чириканьем вспархивали всей тучей и тоже улетали. Никто ни звери, ни птицы не хотели становиться охотничьей добычей. Влад с дедушкой, как настоящие охотники еще побродили в поисках дичи и, убедившись в полном ее отсутствии, отправились в обратный путь. С сопки они спустились в "деревню". Деревней у Влада и его друзей назывался район города, где заканчивались многоэтажные дома, и начинался частный сектор. Они шли по пустынной "деревенской" улице и говорили о превратностях охоты. Они совсем подходили к дому, уже в конце "деревенской" улицы показалась дедушкина многоэтажка. И тут они заметили дятла, который сидел на дереве, и совершенно не обращая, внимания на охотников долбил себе и долбил дерево. - Можно, я выстрелю? - попросил Влад у дедушки шепотом. - Давай - согласился дедушка, понимая, что дятлу совершенно ничего не угрожает. Попасть с двадцати метров в цель с ружья, ствол, которого Владу и со здоровой то рукой, без упора не удавалось вывесить для нормального прицеливания... Влад присел, положил на выставленное вперед левое колено свою загипсованную руку. На нее, вместо упора, лег ствол ружья, щека Влада приникла прикладу. Совместив прорезь прицела с мушкой, Влад начал перемещать ствол в направлении цели. Ствол ружья, не зафиксированного другой рукой в районе цевья, совершал колебательные движения. Но вот Владу на какой-то момент удалось его зафиксировать. Щелчок выстрела, и дедушка увидел, как точно в центре спины, между крыльями птицы вздыбился султанчик пуха. Дятел отделился от ствола дерева, и, расправив крылья, с боковым планированием опустился на дорогу. Влад подбежал и поднял подбитую птицу. - Дедушка - в эйфории от удачи, закричал Влад - мы возьмем его домой, и он у нас будет жить в клетке вместе с нашим попугайчиком. Дятел в руках у Влада беззвучно разевал клюв и хватал им воздух. Через несколько минут он перестал дышать, голова его свесилась. - Ну вот - огорчился дедушка - загубили птицу. - Не расстраивайся дедушка, мы сделаем из нее чучело - попытался успокоить деда Влад. Осмотрев мертвую птицу, охотники не обнаружили, ни крови, ни пулевого отверстия. - Что же ее тогда убило?- спросил Влад. - Возможно, ее убил болевой шок, а может от твоего выстрела у нее остановилось сердце - ответил дедушка. Влад, похоже, не очень огорчился гибелью птицы, охотничий инстинкт предков доминировал в нем над жалостью к беспричинно убиенному живому существу. Вот такая грустная история про охоту на тигров и прочих медведей и волков. 2
Эта история произошла три года назад. То, что тогда случилось, навеки останется в моей памяти.
В одном расследовании, я напал на след подопытного из "Аненербе". След этот вёл в заброшенную деревушку, которая была далеко от цивилизации. Собрав всё необходимое в рюкзак, я выдвинулся в путь. Добираться до этой деревни мне пришлось на попутках, так как транспорт для меня был, и сейчас есть непозволительная роскошь.
Поскольку этой деревни не было ни на одной из карт, я воспользовался снимками со спутника из интернета. Должен сказать, это очень мне помогло и, тыкая распечатанными снимками подвозившим меня водителям, я вскоре узнал, что уже очень близок к искомому месту. Конечно же, в саму деревню меня никто везти не стал, а последний подвозивший меня водитель вообще предложил мне туда не соваться!
От места, где меня высадили, деревня находилась в двух километрах, и я незамедлительно направился туда. Пока я шёл, меня не покидало чувство, что за мной кто-то следит. Сильно страшно мне не было, так как я ехал только с благими намерениями. Я хотел помочь этому человеку. Конечно же, на всякий случай, вместе с добрыми мыслями я прихватил с собой пистолет, и если у меня не будет выбора, я тут же им воспользуюсь!
Пройдя около километра, я стал замечать некие очертания полуразрушенных домов. Это означало только одно - я иду в правильном направлении.
Время шло не в мою пользу. Даже ускорив шаг, я всё равно не успевал до заката попасть в деревню, и как только село солнце, мне пришлось бежать изо всех сил, чтобы найти хоть какое-нибудь укрытие.
Вбегая в деревню, я краем глаза заметил, что параллельно мне, с правой стороны тоже что-то бежит. Это что-то не было человеком. Сначала я подумал, что это был волк, но более детально разглядев, я понял, что меня выслеживал огромный кот.
Я понимал, что мне от него не укрыться и стал понемногу замедлять бег.
Отдышавшись, я начал пытаться устанавливать с ним контакт:
- Дима! Дима Иванов! Я пришёл помочь! - выкрикивал я зверю.
Но в ответ не слышал ни звука, а было лишь какое-то шуршание позади меня. Пытаясь краем глаза усмотреть "Охотника", я высматривал какую-нибудь избушку, чтобы можно было на время укрыться. Некоторое время спустя, удача мне улыбнулась, и я увидел открытый деревянный дом. Вбежав в него, я закрыл дверь на щеколду и стал потихоньку отходить назад, при этом осторожно доставая фонарик из рюкзака. На секунду мне показалось, что всё закончилось, но как только я включил фонарик, в двери тут же стал ломиться зверолюд.
- Дима! Я пришёл, чтобы помочь тебе! - не переставал выкрикивать я.
С последней надеждой, я достал из рюкзака пистолет и выстрелил в потолок. Большой кот, на время оставил меня в покое, но через некоторое время, на чердаке стало что-то происходить. Потолок стал дребезжать. Мне ничего не оставалось, как броситься на улицу и застрелить через дверь существо, которое не подавало никаких человеческих сигналов. Как только я отодвинул щеколду, потолок обрушился и я оказался один на один в маленькой комнатке с одним из свирепейших созданий, с неестественно огромным тигром.
Прогремел первый выстрел, и существо рявкнуло от боли, что дало мне некоторое время на побег из этого дома.
Как только я открыл дверь и стал выбегать на улицу, он набросился на меня сзади. Я полетел вперёд и упал на землю. Из-за неудачного стечения обстоятельств, я упал одной ногой на камень и сломал себе ногу, выронив при этом свою единственную надежду на спасение, свой пистолет.
Я закричал от боли, но "коту" похоже, это нравилось.
Мягкими, осторожными шагами зверь подходил, смотря мне прямо в глаза. В этот момент мне стало очень страшно.
- И на что я только надеялся?! - прозвучало моей голове.
Когда расстояние между мной и тигром сократилось до нескольких метров, я закрыл глаза и стал прощаться с жизнью.
Дима, отойди от него! - прозвучал чей-то голос сзади.
От неожиданности я вздрогнул, и тигр подпрыгнул, чтобы наброситься на меня. Прозвучало несколько выстрелов, и зверь упал замертво около меня. Я выдохнул.
- Что же ты наделал, Дима?! - поглаживая мёртвое тело тигра, говорил незнакомец.
- Кто вы? - первым делом спросил я.
- Я - брат этого засранца! - вытирая слезу, ответил мне человек.
Нет ничего хуже смерти родственника. Я это понимал. Но горю, только что спасшего меня человека, я не знал как соболезновать.
- Примите мои глубочайшие соболезнования! - Искренне, насколько это возможно, сказал я.
- Разве ваши соболезнования теперь помогут моему брату? - не переставая пускать слёзы, спросил меня брат зверолюда, - чего вы вообще сюда припёрлись?
- Я пришёл ему помочь! - с долькой грусти произнёс я, - и не получилось.
- Вы? Помочь? - оживился мой собеседник, - но как?!
Я увидел искренность и любовь, в этом человеке. Я не смог устоять перед этими человеческими качествами и полностью рассказал ему, что с его братом сделали в лаборатории. Как оказалось, незнакомец до этого во многом сам разобрался, что и позволило ему выйти на своего брата. В процессе общения, я узнал, что моего спасителя зовут Максим. Тот самый максим, который привёз тебя ко мне. Очень жаль, что его теперь тоже не стало.
То, что случилось со мной в тот лихой вечер, что сделал Максим, меня очень потрясло. Я не мог поступить иначе, и предложил Максиму работать со мной. Он так же как и я перед собой ставил задачу, навсегда уничтожить сообщество. И мы стали работать с ним вместе.
Может ли дикий зверь поверить своему заклятому врагу - человеку, если тот превратил его жизнь в ад? И как поведут себя оба, если станет понятно, что только вместе они смогут найти путь к спасению? Рассказ основан на реальных событиях, происшедших в 1974 году.
В сибирских деревнях принято навеличивать друг друга — называть по имени и отчеству. Забавно, когда так обращаются к пареньку лет семнадцати. Или того пуще — к опустившемуся селянину, развалившемуся на крыльце сельпо. Но, как говорится, из любого правила всегда есть исключения...
Федюня родился на юге Хабаровского края и никогда не задумывался о том, что можно куда-то уехать за лучшей долей. Так и жил в своей деревне, не бедной, даже развивающейся за счет добычи зверя да народившегося недавно лесного промысла, когда начали размашисто, начисто оголять ближние сопки. Техника уж не по одному бревешку тянула к поселку, а целыми охапками. Будто старалась быстрее извести тайгу, перемалывая гусеницами молодой подрост и нарушая все ключики да ручейки.
Федюня уже в школу бегал, когда леспромхоз открыли. Рос он не бедовым, и не тихоней, к соседям относился уважительно. А вот не дали ему отчества. Может, оттого что отца у парнишки никогда не было. Теперь уж четвертый десяток разменял, у самого двое пацанов поднимаются. Давно уже стали звать Федором. Да и ладно. Жить можно. Скандалов он ни с кем не водил, зла ни на кого не держал. Радовался жизни, мир узнавал с широко открытыми глазами.
Еще он с дедом грибы да ягоды таскал на сдачу государству, папоротник по весне собирал. Хороший заработок был. По три раза за день полные мешки пучками уложенного папоротника вытаскивал на заготовительный пункт. Денежки сразу платили. Радостно. А еще пуще радость была, когда мать, принимая от него вечером заработок, всплескивала руками, словно птица крыльями, и ну его обнимать да целовать.
— Работник ты мой! Золото ты мое! Как же ты быстро бегаешь, что столько заработал! Ба-тюш-ки!
Внутри становилось тепло и хотелось еще смотреть, как мамка пересчитывает деньги… Вот с тех пор и причислил себя Федька к промхозу, без которого и жить-то незнамо как. Особенно сроднился он с хозяйством, когда на каникулы зимние попал к дядьке на участок. Ходил там на лыжах, разводил костер, кипятил в котелке чай, учился обдирать белку — таежное счастье. Именно тогда проснулся в парне азарт к промыслу. Родился охотник.
Отслужил Федор в армии и после дембеля дня дома не высидел — вышел на работу с записью в трудовой: принят штатным охотником. Правда, директор вел разговоры о том, что нужно выучиться на егеря, об охране природы, о каких-то мероприятиях, помогающих зверям жить.
Но это было так далеко, что парень даже не вникал в эти разговоры. Радостные чувства переполняли его, он так и ходил по поселку с растянутой донельзя улыбкой на лице. Может, потому и девчонки висли на нем гроздьями. И когда перед самой охотой Федор робко объявил матери о том, что они с Любаней решили пожениться, мать лишь мягко улыбнулась, развела руки, как для объятий, и тихо проговорила:
— И славно!
Труд штатного охотника не назовешь легким. На участке нет начальника. Сам решай, куда идти, когда и сколько. Час, два или все десять часов надо шагать, чтобы вовремя проверить капканы, пока мыши не постригли ценный мех, чтобы прибежать к собакам, загнавшим наконец-то упорного соболя. В зимовье притаскиваешься, едва передвигая натруженные ноги. А утром чуть свет снова в лес. Федор считался хорошим промысловиком, удалым, надежным. И тайга притягивала к себе молодого мужика все больше...
Пришел новый директор, почему-то завел старую песню. Рассказывал, что работа егеря нужная и что не всякий зверь сможет выжить без помощи человека.
— А в чем эта помощь заключается, можно прочитать здесь, — сказал и сунул в руки книгу «Обязанности егеря охотничьего хозяйства».
Соседом по охотничьему участку у Федора был Николай Аверьянович. Гулял Аверьянович в межсезонье, кажется, не пропуская ни одного дня. И все-то у него отговорки были заготовлены на любой день:
— Я в отгулах — гуляем!.. Сегодня отпуск дали — обмываем… Что-то спину пересекло… Мать старуха совсем занедужила, взял по уходу…
Но что удивительно, на промысле он не позволял себе даже стопочку. Охотился Николай Аверьянович усердно. Собак хороших держал и путики добрые. Медведя брал каждый год, а то и пару. Правда, один не ходил, берегся. Выследит берлогу или на дупло наткнется и бежит к соседу.
— Феденька, выручай! Делов-то на ладошку, а все с мясом будешь.
Федору и мясо-то не особо нужно, но соседу не откажешь. Готовились, через день-два выходили к берлоге, страгивали зверя и уверенно, без суеты добывали. Шкуру, жир, желчь и медвежьи лапы Николай Аверьянович выносил сам и по окончании сезона продавал китайцам, которые с удовольствием скупали такой продукт. Да и от пушнины, которую кто-то утаивал, китайские скупщики не отказывались. Платили при этом гораздо больше, чем промхоз.
Как-то, придя к Федору в зимовье, Николай Аверьянович увидел ту самую книгу, про егеря.
— Это чё такое? Ты в егеря, что ли, собрался?
— Пока не собираюсь. Хотя, если честно, мне многое не нравится в твоей работе. У тебя на участке уже кабарожий след не найти, ты же у каждого залома все петлями загородил.
— Ой, кабарогу пожалел! Да кому она нужна? Мясо только на приманку, а струйка, сам понимаешь, хорошие деньги стоит.
— Ты же не только самцов ловишь петлями, а и маток всех подряд вылавливаешь, даже не поднимаешь их.
— А для чего она мне, матушонка-то? Струйки нет, клыков нет. Вот и ставлю там капканчики, где кабарожка задавилась. Соболек ее сам найдет.
— Как же ты не понимаешь, что рубишь сук, на котором мы все сидим?
— Не будь дураком, Федюня, бери все, что можно взять! Вот егерем станешь, тогда приходи, воспитывай. Хе-хе!
Вроде и спотыкнулись, набычились в тот раз друг на друга, но удержались от открытой ссоры. Негоже соседям в злобе жить...
А тут случилось Федору берлогу найти. К дуплу с собакой подошли без лишнего шума. Лаз был хоть и невысоко, но понятно сразу, что спит белогрудка. Бурые медведи в земле берлогу делают, а эти, гималайские, в дуплах. Деревья выискивают такие, что только диву даешься.
По всей Сибири таких деревьев не сыскать, как на юге Хабаровского края. Особенно раздаются вширь тополя Максимовича, названные так в честь ученого, их открывшего.
Вот в таких исполинах гималайский медведь и устраивает себе спаленку на зиму. Чтобы определить, в каком месте ствола расположено гнездо, охотники простукивают дерево обухом топора. Если выпугнуть хозяина не получается, ствол прорубают. Там же, в гнезде, стреляют медведя, потом совсем вырубают и вытаскивают. Дупло при этом, как место зимовки, погибает. Кто из охотников понимает это, тот не занимается такой охотой...
Федор потоптался вокруг деревины. Кобель, чуть поскуливая, заглянул в глаза хозяину.
— Пойдем, Кучум! Негодные мы с тобой охотники, не можем решиться на простое и понятное дело — на разбой. Душа не лежит.
Возвращались по пологому водоразделу, который разделял и два участка — Федора и Николая Аверьяновича. Что-то толкнуло охотника, и он решил заскочить к соседу...
Войдя в зимовье, он вдруг боковым зрением увидел что-то желтое. Тигриная шкура!
Она висела на длинной жерди мездрой наружу. По ней прыгали, усердно отколупывая мерзлый жир и прирези мяса, жуланчики — таежные синицы. Именно к их помощи прибегают охотники, чтобы обезжирить трофей, не прилагая усилий.
Федор мрачно стоял над растянутой шкурой тигра, как над покойником. Все вдруг стало чуждо и гадко. Стащил с гвоздя свою тозовку, накинул на плечо понягу, уже хотел двинуться в обратный путь, но кобель вдруг залаял. Со стороны кедрача выскочили собаки Николая Аверьяновича.
— Здорово, Федя! Здорово, соседушка! Гляжу, ты только подошел. Разболокайся! Сейчас махом чайку сгоношим.
Он как-то засуетился, выказывая излишнее радушие.
— Ты чего это, Николай Аверьянович, совсем съехал с катушек? Уже за тигров принялся? Не знаешь, какой сейчас настрой на этого зверя? Если будет замечено браконьерство на тигра, промхоз закроют. Николай Аверьянович вдруг перестал суетиться, аккуратно примостил ружье на стену. Посмотрел на шкуру, перевел взгляд на Федора, набычившегося, словно перед дракой.
— Ты послушай, если интересно. Никто, никакая инспекция меня не изловит ни в жизнь. Где я и где они, егеря твои? Они только по дорогам шастают, пацанов вылавливают с рябчиками да шоферов-лесовозчиков проверяют. А в лес они и шага не сделают. Так что я ничем не рискую. А главное, это же я в целях защиты.
— Ну-ну… Защитник!
— А ты не насмехайся. Помнишь переход через ручей, у скалы? Вот там он меня и прижал. Мне бежать-то некуда. Он все равно догонит. Да он бы меня, как мышонка, прибил одной лапой.
— В воздух бы пальнул. С двустволкой же таскаешься.
— А ты меня поучи! Я же пацан, первогодок в тайге. Поучи!
Повисла пауза. Рассказано складно, однако как-то не верилось Федору. Человек, он же умнее зверя, должен был найти выход.
Аверьяныч потоптался еще, охлопал рукавицами штанины от снега.
— Пошли чай пить!
— Нет, я к себе, —свистнув собаку, Федор пошел, не оглядываясь...
Два года с тех пор прошло. Николай Аверьянович уже и «Жигули», купленные на тигриные деньги, утопил в реке. При встрече Федор кивал ему головой, но не останавливался, чтобы поручкаться, как бывало раньше.
Собираясь на охоту в этом году, Федор обнаружил вдруг, что Кучум стал стариком. Увидел, как тот тяжело поднимается с лежанки, как трудно делает первые шаги на одеревеневших, словно чужих, ногах. Стал считать, сколько ему лет. Получалось одиннадцать.
Что же теперь делать? Искать в деревне рабочую собаку перед сезоном бесполезно. Расстроился, конечно, но решил оставить все как есть. Не сможет — значит, будем капканить. С тем и ушел на сезон.
|
ФОТО АНДРЕЯ ТОМИЛОВА |
Завозиться в тайгу стало гораздо легче: леспромхозовские выруба подходили уже к самому участку. Правда, и зверька от этих лесовиков становилось все меньше.
Кедрачи выпиливали до последнего дерева. А о таких породах, как лиственница, сосна, ель да пихта, и говорить нечего — все под корень. Еще страшнее, что ведут те промышленники варварский молевой сплав леса по ценнейшим дальневосточным рекам. Вывозят на берега заготовленный лес и сталкивают тракторами в воду.
И лес, кувыркаясь, расплываясь по всей реке, забивает протоки, устраивая там гигантские заломы, оседает на отмелях и косах, выбрасывается и застревает на стрелках. А такие тяжелые породы, как лиственница, ясень, просто тонут в омутах, на многие годы вытесняя оттуда рыбу, так как отравляют воду продуктами гниения.
Мысли об этом так заняли охотника, что он не заметил, как трактор доставил его прямо к зимовью. Сезон, как обычно, начинался с бытовых вопросов. Прибрав привезенные продукты, вытряхнув из матрасовки прошлогоднюю траву, Федор надрал свежей, духмяной, разложил ее на ветерке, чтобы проветрилась. Остаток дня пилил дрова.
Сходил на ключ, по-хозяйски обследовал свой старый заездок и понял, что работы еще на день хватит. Хариус уже катился. Надо успеть что-то изловить для себя, хоть флягу засолить. И на приманку на первое время.
Только на четвертый день после заезда Федор, собравшись, двинулся на разведку. За день видели с Кучумом несколько белочек, рябчиков, свежие следы кабанов — семейка была небольшая, но местная. Как настоящие морозы упадут, можно будет мясо добыть.
Федор, хоть и остался в сезон практически без собаки, промышлял успешно. Белка кормилась на лиственнице, так как та уродила шишки в этом году. Кучум старался. Белку выискивал результативно. А вот соболя так ни одного и не догнал. Соболя уходили от собаки легко, будто надсмехаясь над ее немощью. Федор прекратил охоту.
Жалко, очень жалко, что друг так быстро состарился…
Ночами уже хорошо подмораживало. Дождавшись непогоды, сильного северного ветра с сучкопадом, Федор отправился искать кабанов. Примерно зная, где они жили, он быстро вышел на следы, обошел с подветренной стороны и легко подкрался. Карабин, хоть и старенький, пулю клал прилично, поэтому добыть подсвинка не составило большого труда.
Добыча была приятна и увесиста, и пурга, закрутившая в гигантском вихре и тайгу и время, уже не казалась ужасной, а была просто временным неудобством, которое скоро пройдет.
Через два дня падера и правда улетела в сторону Сихотэ-Алиня, оставив в тайге художественный беспорядок. Отойдя от зимовья километра два, Федор обнаружил свежий след тигра. И какой! Как иногда шутят охотники, «шапкой не закрыть». Чуть выше по склону тянулись еще два следа. Ясно: мамка с подросшими тигрятами.
На исходе дня, завершая путик, охотник снова наткнулся на знакомые следы. Распутывая их, прошелся туда-сюда, размышляя, каким образом семья наследила в этом месте. Только если вернулась назад? Но с какой целью? Ничего не решив, Федор пришагал в зимовье.
Следующий день был для него трагичным. Возвращаясь с работы, он снова увидел следы тигрицы. Заторопился, словно предчувствуя беду, но было поздно: Кучума на месте не оказалось. А в сторону сопки шел кровавый потаск. Федор задохнулся, кинулся к зимовью и бросился по следу.
Продирался через сплетения лиан, бежал вверх, в сопку, пока не остановился, судорожно хватая легкими морозный воздух. Понял, что можно не спешить, что он уже ничем не поможет другу, так страшно закончившему свой земной путь.
— Э-эх, Кучум, Кучум! — только и шептал Федор, чувствуя, как давится словами.
Два дня он валялся на нарах, тяжело вздыхал, жалел бедного пса. Но работа есть работа, и он снова пошел топтать путики, подживлять капканы, снимать добычу. А дней через пять опять пересек след тигрицы.
— Приперлась!
След спускался с сопки и утыкался в путик, где кошка подходила к самому капкану и долго обследовала его. Приманку не тронула, да и не должна была, ведь тигры едят только свежее мясо. Даже замороженное зверь есть не будет. А вскоре Федор наткнулся на лежанку. Было видно, что кошка провела здесь немало времени. Караулила. Но кого? Присев на корточки, охотник увидел метрах в сорока ниже по склону какой-то широкий след, а присмотревшись, открыл рот. Это был его путик.
— Это что ж, она меня… караулила?
Не желая поверить в то, что обнаружил, Федор торопливо спустился на свою тропу и двинулся по ней, оглядываясь по сторонам.
Через два дня Федор увидел тигрицу. Охотник работал на путике, когда легкая тень привлекла его внимание. Присмотревшись, он увидел, как плавно, изящно, словно не касаясь снега, вышла на тропу и остановилась огромная кошка. Просто огромная!
Тигрица, повернув голову, уперлась взглядом в Федора. Тому даже показалось — посмотрела прямо в глаза. Расстояние было приличное, но волосы под шапкой зашевелились. Кончик хвоста тигрицы чуть дернулся, и она легко скрылась в зарослях.
Повертев в руках абсолютно бесполезную в подобной ситуации тозовку, охотник потоптался на месте, покрутил головой, но пересилил себя и двинулся дальше.
День прошел нервно. Постоянно хотелось оглянуться, прислушаться, все казалось, что где-то верхом, сопкой, пробирается давешняя гостья. «И чего это вдруг тигриная семейка тут остановилась? Что им надо? — вопрос застрял в голове и требовал ответа.
— По логике семья должна жить там, где есть корм. Где корм… Где корм? Но ведь кабанов — любимой добычи тигров — в округе нет. Была семейка, так она ушла сразу, как только я на нее поохотился. Кабарга? Кабарга на сопке есть, не очень много, но встречается. Может, кабаргой кормятся?»
Утром, выйдя на путик, Федор с интересом обнаружил в руке карабин. И когда успел его взять вместо тозовки, да еще готовый к выстрелу? Это нервы. Сколько лет охотился, ходил по тайге, не оглядываясь! Ничего, все пройдет, надо успокоиться...
Тигрица снова стояла на тропе и пристально, не мигая, смотрела на обалдевшего охотника, торопливо дергающего затвор карабина. Уже когда она исчезла, патрон наконец заскочил в патронник и приклад уперся в плечо. Руки не слушались, на лбу выступила испарина: «Она на меня охотится, что ли? Значит, бывает такое? Бывает?»
Всплыли события двухлетней давности. Не поверил ведь тогда Николаю Аверьяновичу, что тигр прижал его к скале. А получается, он тогда правду сказал. Вот как легко сломать дружбу и оскорбить человека недоверием!
Федор крутил головой во все стороны, сопровождая движения поворотами ствола карабина. Что делать? Стоп! Она стояла совсем близко. Почему не напала? Два-три прыжка — и все! Что-то не то, что-то не так! И охотник вдруг понял что. Огромная, красивая кошка, только глаза какие-то потухшие. Пустые глаза. Или грустные. И худая, как доска! Болеет? Да, скорее всего, тигрица была больна.
Федор вспомнил, как в директорской книжице читал, что основная работа егеря — не гоняться за браконьерами, а создавать условия для нормальной жизни животных. Это и строительство кормушек, и посевы кормовых культур, и устройство солонцов. А еще там говорилось, что егеря должны следить за здоровьем животных и производить отстрел больных. Правда, по особым разрешениям.
Тут Федор остановился. «Я пытаюсь оправдать себя? — подумал он. — Еще не убил, а готовлю себе оправдание»…
К ночи испортилась погода. Порывистый ветер выхватывал из туч охапки снега и сыпал его по тайге, сыпал без жалости, заметал человеческие и звериные следы. На следующий день снег прекратился, а ветер разогнал остатки дряблых туч. Упал мороз. Но идти на путик совсем не хотелось. Федор топтался по зимовью, делал какую-то ненужную работу. Оттягивал время выхода...
«Или иди, или оставайся!» — сказал он сам себе нарочито громко, проверил карабин и, убедившись в десятый раз, что патрон в патроннике, нож на боку и легко вытаскивается из ножен, шагнул по свежему снегу. Как на войну…
Тигрица вышла на тропу в том месте, где Федор увидел ее впервые. Вышла неожиданно, как привидение. Только теперь она была совсем близко. Глаза, не мигая и не прищуриваясь, пристально смотрели на человека — извечного врага. Во всем облике была какая-то безысходная решимость. Она не собиралась больше отступать, убегать, прятаться и всем видом показывала, что именно сейчас должно все решиться.
Сколько раз за свою жизнь тигрица видела этих несуразных, неуклюжих людей, шагающих на двух ногах! Но она их видела издали, не позволяя приблизиться к себе даже на выстрел. А теперь человек был близко, почти рядом. Достаточно двух прыжков и одного легкого удара лапой, чтобы этот двуногий сломался.
Все зло в тайге от человека. Это он стреляет, пугает зверей, он ставит разные ловушки. Достаточно одного удара лапой…
Мандраж у Федора прошел. Да его и не было, мандража, были сомнения. Никак он не мог согласовать свой ум с совестью. А теперь все встало на свои места. Теперь отступать некуда: или он, или его. В голове вихрем пронеслась вся жизнь, вспомнилась мать, почему-то заметно постаревшая, в обнимку с Любаней, ставшей со временем еще желаннее, сыновья, тянущие к нему руки. Даже дед вспомнился, давно упокоившийся на деревенском кладбище...
Медленно, медленно поднял Федор карабин и в прорезь прицела поймал лопатку зверя. Чуть ниже. Где сердце. Вот. Вот же оно, бьется... И правда, было четко видно, как шерсть чуть вздрагивала от ударов. Палец плавно потянул спусковой крючок, уже начался процесс, возврата которому не бывает. Вылетевшую пулю не вернуть, как не оживить того, кому предназначена смерть.
Но почему, почему она дает себя убить? Не может быть, чтобы она не понимала, что сейчас будет выстрел. Почему она так покорно стоит и ждет?
Федор ослабил палец на спусковом крючке, но мушку от еще бьющегося сердца не убирал. Посмотрел в глаза зверю. Ему показалось, что тигрица смотрела на него с какой-то затаенной болью, взгляд ее выражал страдание и сожаление. Сожаление, что человек не может ее понять. Или не хочет. Ему легче пошевелить пальцем на спусковом крючке, и все проблемы будут решены.
Тигрица медленно отвела тяжелый взгляд, а потом и вовсе отвернулась от охотника.
Стало четко видно, как на шее развалилась шерсть. Ошейник? Откуда у нее ошейник?!
И тут Федор все понял. Это петля! Она где-то попала в браконьерскую петлю, затянула ее и открутила, оборвала. Петля осталась на шее затянутой. «Она… Она хочет, — осенило охотника, — чтобы я ей помог!»
Карабин медленно опустился, тигрица снова повернула к человеку огромную голову с широкими рыжими бакенбардами. Подняв верхнюю губу, показала белый кривой клык невиданных размеров. Издала короткий, гортанный рык, похожий на дальнее бормотание летней грозы, и исчезла, словно ее и не было.
Но перед глазами еще стоял образ лесного великана, под шкурой которого проступали позвонки и торчали ребра, подчеркивающие высшую степень истощения попавшего в беду зверя.
Осмысливая увиденное, Федор шагал по путику и машинально выполнял работу: очищал капканы от снега, обметал сбежки, поправлял что-то, добавлял приманку.
Уставившись на рябчика, которого хотел подвесить как приманку на очередной капкан, он вдруг понял, что там, где-то в сопке, находятся голодные котята. Они еще не умеют охотиться, и, если еще не погибли, их надо срочно накормить.
Развернувшись, Федор торопливо зашагал к зимовью. Он знал, что тигры не едят мерзлое мясо. Он снял с лабаза два куска кабанятины и занес в зимовье, положил в ведро, подвесил над печкой. Утром, завернув растаявшее мясо в целлофановый пакет, укутав в старую куртку, сунул поклажу в рюкзак и двинулся в сопку, где когда-то нашел поляну с окровавленным снегом. Почему-то он шел быстро, торопился.
В густых зарослях элеутерококка и орешника не больно-то разбежишься, приходилось выискивать проходы, звериные лазы и по ним пробираться. Вчерашние следы молодых зверей встретились уже на склоне. Пройдя по ним, охотник обнаружил две свежие лежанки тигрят. Чуть в стороне виднелась и третья, большая, но ее замело снегом.
Значит, мамка появлялась тут давно. Федор постоял, раздумывая, выложил куски мяса, специально закровянив снег и испачкав кусты, чтобы было больше запаха, и ушел своим следом.
Он уже спустился с сопки и шел к зимовью, когда перед ним, словно из небытия, возникла тигрица. Охотник хоть и вздрогнул от неожиданности, но смотрел на огромного зверя уже другими глазами. Он сразу увидел на шее кошки петлю, изготовленную из старого ржавого троса. Видимо, петля так сильно перетягивала горло, что тигрице было трудно дышать. Бедная смотрела на человека в упор, словно определяя, сможет ли он ей помочь выбраться из беды, стоит ли ему доверять. Она снова показала клыки и исчезла, совершенно не потревожив ни одну веточку.
Вечером Федор занес еще один большой кусок мяса в дом и положил оттаивать. Затем он нашел на полке пассатижи и сунул в карман куртки. Ночью он плохо спал, ворочался…
Утром охотник без труда нашел следы тигрицы. За ночь она пару раз обошла зимовье, до утра лежала под лабазом и ушла только перед рассветом. Федор встал на след и начал неторопливое преследование. Все сомнения были отброшены, перед ним стояла цель, четкая и ясная, и он не отступит от нее. В рюкзаке лежал кусок оттаявшего мяса, а также продукты для себя, на три дня, маленький котелок и топор.
Когда тигрица поняла, что человек неотступно идет ее следом, не позволяя прилечь отдохнуть, она занервничала. Она бежала прыжками, но, задохнувшись, останавливалась, разворачивалась навстречу преследователю и, скалясь, рычала.
Федор продирался по следу только что не ползком, преодолевая дикие заросли, куда уходила от него тигрица. Ее силы были на пределе, ей требовался отдых... Охотник выбрал место, где можно скоротать ночь, развел костер. Он настелил себе толстый слой лапника, привалился спиной к нагретому у костра сутунку и сразу уснул. За ночь поднимался раза четыре, подживлял костер, переворачивался на другой бок и снова засыпал, не обращая внимания на крепкий мороз.
Звезды заполонили все небо, не оставив даже чуточку свободного места, подмигивали наперебой, и на душе у Федора становилось все теплее и легче.
Чуть забрезжило, и он, напившись крепкого горячего чая, вновь двинулся по следу.
Когда солнышко добралось до своей верхней точки, двое, зверь и человек, уже шли друг за другом. Человек мог бы дотронуться до хвоста тигрицы, но не делал этого. Он шагал, нарочито громко разговаривая, приучая к своему голосу, к своему запаху дикого зверя.
Тигрица уже не оборачивалась, не била лапой снег. Она трудно дышала, сипела и свистела. Наконец ближе к вечеру настал тот момент, когда кошка остановилась, чуть повернула голову и упала на мягкий, пушистый снег.
Федор сделал широкий шаг и присел рядом на одно колено, мягко положил руку на загривок кошке. Та вздрогнула от прикосновения, но сопротивляться или рычать сил не было. Она смирилась. И отдала себя в руки человека. Перебирая мягкую, шелковистую шерсть, Федор осторожно продвигал руку к голове. Нужно было спешить, ведь тигрице хватит одной минуты, чтобы отдохнуть и набраться сил для удара.
Она дикий вольный зверь, и в любой момент может проявиться инстинкт самосохранения.
Охотник нащупал петлю и просунул под нее палец. Не делая резких движений, он пассатижами перекусил трос и сразу почувствовал, как глубоко и свободно вздохнула тигрица. Какая-то мелкая дрожь прошла по ее телу, но она продолжала лежать, полностью подчинившись и доверившись человеку.
Федор медленно убрал руку, отполз на шаг в сторону, стянул с себя рюкзак и извлек оттуда мясо, которое положил перед мордой кошки. Тигрица подобрала под себя лапы, качнулась и легла на живот, подняла голову. Казалось, она удивилась, увидев рядом с собой человека, задержала взгляд на расплывшемся в улыбке лице, но ни враждебности, ни страха не проявила.
Обнаружив мясо, она дотронулась до него языком, прислушалась к тайге и снова, уже более уверенно, лизнула мясо. И опять посмотрела на человека. Затем она с трудом, как после продолжительной болезни, поднялась, постояла, демонстрируя свое великолепие, и, словно осмысливая случившееся, взяла в зубы мясо и медленно, тихо ушла в заросли...
Федор неторопко шел к зимовью, мечтая о том, как натопит печь, напьется вкусного чая и завалится спать. Он никак не мог сдержать улыбки. «Если кому рассказать — не поверит. И не нужно рассказывать», — решил он.
После окончания охотничьего сезона Федор сдал пушнину и зашел в кабинет директора.
— Я прочитал книгу, которую вы мне дали. Занятно. О работе егеря.
— Это сколько же лет прошло? Долго читал.
— Каждый овощ в свой срок зреет.
— Значит, надумал, созрел?
— Да, хочу работать егерем.
— Сначала на курсы отправим. Это непростое дело, учиться нужно.
— Я согласен.
P.S. Полную версию рассказа читайте на сайте http://tomilov-andrei.ru/
В этом хозяйстве никогда не возникало палов, за десятилетия поднялись прекрасные леса едва ли не всех дальневосточных пород. Дом-замок, олений парк, лошади, женьшень, рыбалка постоянно привлекали внимание любителей природы, ученых. Гостями Сидеми побывали будущий президент АН СССР Комаров, поэт Бальмонт, писатель Арсеньев, натуралисты Дыбовский, Мольтрехт, Дэсулави. Губернаторы взяли за правило демонстрировать полуостров Янковского всем высоким гостям Владивостока. Хозяйство процветало…
Однако к лету 1922 года над краем сгустились политические тучи. Шла к концу гражданская война, белые армии откатывались в Маньчжурию, Корею, Китай. Юрий Михайлович понимал, что ждет его как помещика. И решил эмигрировать в Корею. Благо, бывал там в юности, имел немало друзей из числа бывших работников имения. Благодаря деду фамилия Янковских была весьма популярна в Стране Утренней Прохлады. Итак, осенью 22-го все домочадцы, рабочие и служащие, пожелавшие уехать, пересекли пограничную реку Туманган, кто верхом, кто на ледокольном катере «Призрак».
Первые годы эмиграции в корейском городе Сейсин (Чонгджин) были очень трудными. Чтобы обеспечить каждого беженца, отец был вынужден распродать все, что удалось в спешке захватить с полуострова: лошадей, коров, катер, автомобиль, много иного имущества. Жили скудно, зарабатывали на жизнь как могли. Одной из статей дохода стала охота.
Только через несколько лет Юрий Михайлович сумел приобрести участок земли около горячих ключей Омпо, в 50 километрах к югу от Сейсина. Создал там хутор и дачный поселок, который нарекли Новиной. На этом курорте летом принимали дачников и туристов из Харбина, Сеула, Тяньцзина, Шанхая и даже из Европы. Развели пойманных в лесу пятнистых оленей, вырастили сад, завели пасеку, молочных коров. Приобрели два автомобиля.
Самым популярным и любимым занятием мужской половины семьи Янковских всегда была охота. На фазанов и гусей, на коз, кабанов, медведей, пантачей-оленей и изюбров, на хищников. Но трофеем номер один всегда оставался тигр.
Мой отец рос в те годы, когда тигры были непримиримыми врагами животноводов. Давили не только лошадей и оленей, но и коров, свиней, собак. Пятнадцатилетним юношей Юрий с братом Александром убили тигрицу, стащившую с коня и рвавшую на снегу их любимого «дядьку» богатыря Платона Федорова. Все это, несомненно, породило особую страсть к охоте на тигров. В конце концов отец сам угодил в лапы разъяренной тигрицы. Но в последний момент его спас сын Юрий.
В 1944 году в Харбине вышла книга отца «Полвека охоты на тигров», куда вошла серия невыдуманных рассказов.
Жизнь Юрия Михайловича оборвалась трагично. После войны с Японией он был арестован, осужден на 10 лет и этапирован в Сибирь. Наша последняя встреча состоялась в лагере на Первой речке Владивостока в мае 1947 года. Мы не смогли даже обняться. Я сидел в ЗУРе - зоне усиленного режима, и мы сумели только пожать друг другу руки сквозь ячейки проволочной ограды. А позднее, по неисповедимой каторжной судьбине, отец встретился в сибирском этапе и два дня просидел рядом на нарах с младшим сыном Юрием, которого везли в Казахстан. Тем «самым маленьким» сыном, который за несколько лет до этого пристрелил подмявшую отца тигрицу. Многое из жизни нашей, некогда большой дружной семьи успели они вспомнить за эти два дня…
Мы с женой, освободившись, переписывались с отцом и ждали его в Магадане. В Тайшете, только что отбыв свой десятилетний срок, поджидала, чтобы ехать вместе, его племянница, дочь убитого террористом в Шанхае младшего брата Павла. Сохранились письма отца из лагеря, очень спокойные, философские письма.
Он сообщал, что последние пять лет работает в «зоне» дворником, пишет свои воспоминания о Приморье, Корее, Америке. Получает за работу пять рублей в месяц, но что этого на бумагу и карандаши ему хватает. Я перевел ему триста рублей. Он благодарил, сказал, что теперь «богат как Крез»…
Отец не дожил до освобождения какие-то недели, может быть, дни. Простудился и умер в лагере в мае 1956 года. Последний его адрес на конвертах: «Иркутская область, Чунский район, п/о Сосновка, п/я 90/2–237». Это где-то на дороге Тайшет - Братск.
Мне не довелось поклониться его могиле. Лагерные кладбища давно, как правило, сровняли с землей.
Первый трофей
К сожалению, я помню деда только по рассказам старших. Наша единственная встреча состоялась, когда мне не было двух лет. Тогда дед и завещал мне замечательную зауэровскую трехстволку.
Мне рассказывали родители: отправляясь в свое последнее путешествие в Сочи, уже прощаясь, дед поднял меня на руки, поднес к стене кабинета и, заставив тронуть рукой висевшее там ружье, сказал:
Вот вырастешь - будет твое!
Это было прекрасное охотничье оружие, выполненное в Германии по его чертежу. Два верхних гладких ствола 16-го калибра, нижний нарезной, под сильный боевой патрон калибра русской трехлинейки. Конечно, еще курковое: левый курок при переводе рычажка работал на пулевой ствол.
Но отец долго не разрешал мне пользоваться дедовским подарком.
Ты должен начинать охоту с шомполкой, как я, только тогда из тебя выработается настоящий, выдержанный стрелок и охотник. Из современных, да еще скорострельных научиться палить успеешь…
Оглядываясь назад, не могу не согласиться с его взглядами: шомполка с детства - большая и серьезная школа для охотника на всю жизнь. Учит и подкрасться поближе, и бить только наверняка с первого выстрела - больше ведь рассчитывать не на что. А тогда мне это решение казалось очень несправедливым.
Но вот мне уже тринадцать, я получил право владеть дедовским ружьем после пяти лет «шомпольной» подготовки…
В весенние каникулы отец обещал взять нас с братом, которому в ту пору было всего десять лет, в горы на кабанов.
Нужно добыть окорока к Пасхе. Готовьтесь, завтра едем…
На Дальнем Востоке под сороковой параллелью у моря в марте уже почти весна, но в высоких горах еще много снега, а на хребтах едва проходимые сугробы. В тени морозно, на солнце тает. Солнцепечные склоны уже все желтые, в сиверах - зима.
Добравшись поездом под самый перевал станового хребта, мы ушли на несколько километров от маленькой таежной станции и остановились в знакомой голубой фанзе, одиноко прилепившейся у подножия одного из отрогов мощного становика. Эта корейская хата была оштукатурена необыкновенного цвета глиной, отчего действительно выглядела совершенно голубой.
Нас, как старых знакомых, встретили особенно радушно. Охотники, помогающие бороться с грабителями и без того бедных пашен - кабанами, были кровными союзниками, пользовались большим уважением и заботой. Нам отвели у-пан - «верхнюю» комнату, предназначенную для старшего в доме или для гостей. Фанза ведь одноэтажная… Мы уютно расположились на чистеньких циновках теплого, отапливаемого пола - кана. Зимой это особенное удовольствие.
Оклеенная специальной «шелковой» бумагой дверь выходит прямо на открытое крыльцо. В середине двери врезано малюсенькое стеклышко размером в спичечную коробку. Залаяла на улице собака, старик приложил глаз к стеклышку - ему все видно…
В первое утро папа пошел один, предоставив нам полную свободу действий. Помню, мы выехали после масленицы, и нам дали в дорогу блинов. Рюкзаков у нас с братом еще не было; блинчики, соль и спички мы сложили в маленькие белые мешочки из-под муки, заткнули за пояс и отправились. У меня были знаменитая дедовская трехстволка и складной нож на веревочке в кармане. У брата - только перочинный ножичек. Кого мы искали? Вероятно, рябчиков или зайцев, мечтая, разумеется, и о кабане. Но лазали в основном по крутым солнцепекам в дубняках, по сильно шуршащему опавшему листу и до обеда ничего не нашли. Солнце уже хорошо пригревало, блины не давали покоя, и мы чуть за полдень уселись в середине южного склона в старом кабаньем гайне, вытащили свои мешочки…
Здравствуй, молодой литературовед! Хорошо, что ты решил читать сказку "Охотники на тигров (Корейская сказка)" в ней ты найдешь народную мудрость, которой назидаются поколениями. Все окружающее пространство, изображенное яркими зрительными образами, пронизано добротой, дружбой, верностью и неописуемым восторгом. Мировоззрение человека формируется постепенно, и такого рода произведения крайне важны и назидательны для наших юных читателей. Несмотря на то, что все сказки - это фантазия, однако же зачастую в них сохраняются логичность и череда происходящих событий. В произведениях зачастую используются уменьшительно-ласкательные описания природы, делая этим представляющуюся картину еще более насыщенной. Главный герой всегда побеждает не коварством и хитростью, а добротой, незлобием и любовью - это главнейшее качество детских персонажей. Мило и отрадно погрузиться в мир, в котором всегда одерживает верх любовь, благородство, нравственность и бескорыстность, которыми назидается читатель. Сказка "Охотники на тигров (Корейская сказка)" читать бесплатно онлайн можно бесчисленное количество раз, не потеряв при этом любви и охоты к данному творению.
В
провинции Хамгён-гдо, в городе Кильчжу, лет двадцать назад существовало общество охотников на тигров. Членами общества были всё очень богатые люди. Один бедный молодой человек напрасно старался проникнуть в это общество и стать его членом.
— Куда ты лезешь? — сказал ему председатель. — Разве ты не знаешь, что бедный человек — не человек. Ступай прочь.
Но тем не менее этот молодой человек, отказывая себе во всём, изготовил себе такое же прекрасное стальное копьё, а может быть, и лучше, какое было у всех других охотников. И когда они однажды отправились в горы на охоту за тиграми, пошёл и он.
На привале у оврага он подошёл к ним и ещё раз попросил их принять его.
Но они весело проводили своё время, и им нечего было делать с бедным человеком; они опять, насмеявшись, прогнали его.
— Ну, тогда, — сказал молодой человек, — вы себе пейте здесь и веселитесь, а я один пойду.
— Иди, сумасшедший, — сказали ему, — если хочешь быть разорванным тиграми.
— Смерть от тигра лучше, чем обида от вас.
И он ушёл в лес. Когда забрался он в чащу, он увидел громадного полосатого тигра. Тигр, как кошка, играл с ним: то прыгал ближе к нему, то отпрыгивал дальше, ложился и, смотря на него, весело качал из стороны в сторону своим громадным хвостом.
Всё это продолжалось до тех пор, пока охотник, по обычаю, не крикнул презрительно тигру:
— Да цхан подара (принимай моё копьё)!
И в то же мгновение тигр бросился на охотника и, встретив копьё, зажал его в зубах. Но тут с нечеловеческой силой охотник просунул копьё ему в горло, и тигр упал мёртвый на землю.
Это была тигрица, и тигр, её муж, уже мчался на помощь к ней.
Ему не надо было уже кричать: «Принимай копьё!» — он сам страшным прыжком, лишь только увидел охотника, бросился на него.
Охотник и этому успел подставить своё копьё и, в свою очередь, всадил ему его в горло.
Двух мёртвых тигров он стащил в кусты, а на дороге оставил их хвосты.
А затем возвратился к пировавшим охотникам.
— Ну что? Много набил тигров?
— Я нашёл двух, но не мог с ними справиться и пришёл просить вашей помощи.
— Это другое дело: веди и показывай.
Они бросили пиршество и пошли за охотником. Дорогой они смеялись над ним:
— Что, не захотелось умирать, за нами пришёл…
— Идите тише, — приказал бедный охотник, — тигры близко.
Они должны были замолчать. Теперь он уже был старший между ними.
— Вот тигры, — показал на хвосты тигров охотник.
Тогда все выстроились и крикнули:
— Принимай моё копьё!
Но мёртвые тигры не двигались.
Тогда бедный охотник сказал:
— Они уже приняли одно копьё, и теперь их надо только дотащить до города; возьмите их себе и тащите.
